– Исходя из всего этого, ты должна понять, – продолжал граф, – что астролябия – не орудие труда, не ключ от замка, не карта, указывающая путь к сокровищу, не зашифрованное послание; что это не шкатулка с секретами, которую можно открыть другим инструментом, другим ключом, с помощью другого шифра и другой карты. Это искусственно созданная часть искусственного механизма, который, маневрируя разными значениями, открывает пространство, из которого некоторые значения исключены навсегда. Только это и позволяет ей работать – если пользоваться языком пивоварни – в большой системе.
– Она как замок, где нет владельца, – сказала Лавик.
– Как монастырь, из которого ушли все монахи, – сказал Джента.
– Как дом Освободителя в Неверионе, – добавила Прин.
Граф нахмурился.
– Вот, держи. – Ардра вручил Прин собранную вновь астролябию.
– Очень хорошо, Ардра, – похвалил Джента.
– Твоя астролябия производит в системе свое особое действие, как и все прочие знаки, – продолжал граф.
Ардра, удивив Прин, надел цепь ей на шею, сказав:
– А вот это мне непонятно.
Граф с легкой досадой обратился к пергаменту со знаками Белхэма.
– Возьмем знак «один». Он никак не может обозначать «два», «три», «четыре», «пять», «шесть», «двадцать два, деленное на семь»…
– Но может обозначать яблоко, грушу, кумкват, замок, барона и даже другое число, – возразила Лавик. – Их мы не исключаем.
– Лишь то, что исключено, и придает ему смысл. Что ты, собственно, здесь делаешь, Ардра?
– Я? – заморгал тот. – Матушка прислала меня… – И посмотрел на раба, которого, как заподозрила Прин, граф, Лавик и Джента до сих пор вовсе не замечали.
– Вот как. И зачем же графиня Ньергринкуга прислала тебя сюда?
– Господин, – произнес раб тонким, против ожидания, голосом, – госпожа просила сказать, что кушать подано.
– Спасибо, Ардра. Можешь идти. – Последнее относилось к рабу; тот приложил кулак ко лбу и поспешил вниз. – Так что же, пойдем?
Джента обнял Прин за плечи; той сначала вспомнился дружеский жест, которым граф и госпожа Кейн обнимали простолюдинов, но после, на лестнице, ей подумалось, что это чисто мужская ласка – и она не возражала бы, будь это Иниге, а не его старший брат, волосатый и безобразный. В узком проходе ему пришлось убрать руку, и Прин сквозь комариный гул заторопилась на свет.
– Мне думается, что это своего рода безумие, заставляющее человека снова и снова делать то, чему его обучили. Вы согласны со мной? – вопросил Иниге со своего ложа под светильниками. – Здравый смысл подсказывает, что Роркар ничего бы не смог поделать, если б его рабочие сами захотели стать хозяевами. Однако Ирник каждое утро идет открывать пивоварню, пока Роркар еще спит. Однажды рабочие, правда, взбунтовались, но тут отец вызвал своих солдат – вот для чего он нужен местным дельцам. Однако солдаты ушли, а бунт не возобновился. Рабочие, которые его помнят, говорят, что раз солдат нет, то и бунтовать незачем. И никто, я уверен, не рассказывает Ирнику о его предшественниках, которых отец вместе с Роркаром прогнали или вовсе убили за желание облегчить жизнь труженикам. На языке Белхэма этого не опишешь, и в новых знаках тоже никто не пробовал описать.
– Да и незачем, – проронил граф, а Тритти спросила:
– Такие ли застольные беседы тебя учили вести на севере? Знаешь, Прин, королева Олин, о которой вы говорили, часто гостила здесь во времена отца его сиятельства. Или деда?
– Право, не знаю. – Граф взял с подноса в руках раба очищенный киви – плод, о котором Прин до сих пор и не слыхивала. – Прошлое трудно упорядочить, а когда в прошлом порядка нет, в настоящем мы видим как раз то, что видим: варварскую роскошь и нищету. Но, придерживаясь принципов, по которым устроено настоящее, я остаюсь одним из немногих варварских принцев. Титул графа пожаловали нам северяне, но название не меняет сути.
Лежащая рядом с матерью крошка Цветик махала ручками и ножками.
– А мой отец, – заявила Лавик, щекоча ее пяточку, – принц одного из Семи Кланов, клана Дракона.
– Такого клана, как здесь толкуют уже лет пятьсот, не стало сто лет назад, – внес ясность Иниге, бросив птичьи косточки в стоящее на полу блюдо. – Вот что происходит в мире, где нет истории. Именно это, как скажут мои законоучители, когда я вернусь к ним осенью, и делает нас, южан, варварами. – Он засмеялся, другие тоже.
Прин, не совсем понимая, чему учатся у законников, не посмела облизать пальцы и вытерла их о парчовое покрывало своего ложа. Она уже трижды ловила на себе взгляд Ардры, то ли изумленный, то ли выражающий отвращение. Сама она ничего дурного в своем поведении не находила, но пасынок графа его явно не одобрял (другим, как видно, учтивость не позволяла таращиться). Чтобы избавиться от его пристального внимания, она почесала в затылке и вернула руку за край кушетки. Другой локоть, опертый на вышитый валик, стал затекать; Прин сменила позу, думая, чего бы еще отведать.