Повести о карме

От тоскливого воя мне хотелось зажать уши и бежать куда глаза глядят. Все попытки образумить мать, так же как и старания О-Сузу увести хозяйку в дом, пропадали втуне. Отец стоял на крыльце, не вмешивался. Хмурился, молчал; глядел в сторону. Он успел полностью облачиться для выхода на службу: строгое тёмно-лиловое кимоно без рисунка, чёрные штаны-хакама, лёгкий нагрудник с острыми крыльями наплечников. Поверх – форменная накидка с гербами городской стражи: три золотые стрелы в лазоревом круге. На плече – красная нашивка старшины караула. За поясом – пара свёрнутых плетей, оружие самурая; рядом – кольцо волосяной верёвки.

Старую соломенную шляпу отец держал в руках.

Близился к концу час Тигра.[2] Медленно, с явной неохотой город проступал сквозь зябкий утренний туман. Взгляду явились дома соседей на другой стороне улицы. Ближе к перекрёстку из белёсого моря вздымалась тёмная скала – верхушка квартальной пожарной вышки. Если иметь острый взор, на ней можно было различить наблюдателя. Я не сомневался: сейчас наблюдатель, привлечён криками и воем матери, презрел свои обязанности и глядит исключительно на дом опозоренного семейства Торюмон.

Да и он ли один?

Я улавливал смутное движение за оградами: слева, где стоял дом пожилого зеленщика Ацуши, справа, где жила семья плотника Цутому. Вот загорелся фонарь, другой, третий; вот вспыхнул факел. Даже если сам Цутому, проявляя свойственную ему деликатность, делает вид, что скандал его нисколько не интересует, то жена плотника наверняка припала глазом к щели в заборе. Высматривает подробности, предвкушает, как будет сплетничать о случившемся со своими многочисленными подругами.

– Свекровь! – услышал я голос сплетницы.

– Что? – откликнулся плотник.

Спросонья он хрипел.

– Свекровь похоронила, вот и радуется. Пляшет…

– Какое там «радуется»? Горюет, кричит.

– Радуется, дурачина! Кто же по свекрови горюет?

Мне было отчаянно стыдно за мать. Вдвое больше я злился на самого себя, на свою никчемность и неспособность выправить ситуацию. Не силой же тащить мать в дом, в конце-то концов?!

– Почему, матушка? Почему вы решили, что отец – не отец?!

– Не могу! Не могу!

Мать голосила, заламывая руки.

– Чего вы не можете?

– Не могу сказать! Стыжусь!

– Да что ж такое?! – в сердцах воскликнул я, теряя терпение. – Что на вас нашло, а?!

Ответа я не дождался: мать снова принялась выть. Связать её, что ли? Со стороны Вакаикуса, увязая в ватной пелене, глухо долетели удары храмового колокола. Час Тигра кончился, наступил час Зайца.[3]

– Мне пора на службу.

Отец направился к воротам – и замер, услышав стук снаружи.

– Нижайше прошу извинить меня за беспокойство, – я узнал голос настоятеля Иссэна. – Кажется, вам необходима помощь?

– Входите, Иссэн-сан.

Отец открыл ворота. Он с почтением поклонился старому настоятелю, я поспешил сделать то же самое. Жестом отец пригласил монаха во двор. Мать вдруг перестала выть, обратила к настоятелю опухшее от слёз лицо. В мольбе протянула к гостю руки:

– Иссэн-сан! Вы святой человек! Живой будда!

– Вы преувеличиваете, госпожа Хитоми.

– Это ведь не он, видите?

– Вы уверены?

Настоятель сцепил сухие пальцы перед грудью. Склонил голову набок, заглядывая в лицо женщине.

– Да! Это не мой муж!

Монах перевёл взгляд на главу семейства. Я невольно тоже посмотрел на отца. Он был мрачен и тёмен лицом. Меж кустистых, сведенных к переносице бровей залегла глубокая складка. И было отчего! Не каждый день твоя собственная жена прилюдно называет тебя чужаком, позоря семью! Отец с вызовом глядел на монаха: «Вот он я! Тот, кого вы знаете многие годы! Мне скрывать нечего.»

Настоятель повернулся к моей матери.

– Вы считаете, что случилось фуккацу? В теле вашего мужа – другой человек?

– Да!

Мать вновь разразилась рыданиями.

– И вы готовы сделать официальное заявление?

– Да, – выдохнула мать между всхлипами.

Настоятель с сожалением развёл руками:

– Я буду вынужден отправить послушника в службу Карпа-и-Дракона. Сочувствую вам, Хидео-сан, но вы знаете закон.

Отец пожал плечами:

– Делайте, как считаете нужным. А мне надо идти.

– Понимаю, Хидео-сан. Долг превыше всего. Будьте готовы, что дознаватель вызовет вас со службы для проведения следствия. Вероятно, он позовет и ваших сослуживцев – как свидетелей. Предупредите господина Хасимото, начальника городской стражи, пусть вам подготовят срочную замену в случае необходимости. Я буду молиться, чтобы всё разрешилось как можно скорее – и без ущерба для вашего доброго имени.

– Благодарю, Иссэн-сан.

Кивнув, отец вышел за ворота.