Повести о карме

Временами я забывал об иглах, вонзающихся в мою горемычную спину. Память впитывала слова архивариуса, как губка воду. Голос у Фудо был высокий, писклявый, с одышливой хрипотцой. Я живо представлял себе высохшего старика, похожего на седого палочника. Наверняка он подслеповато щурится, разбирая иероглифы на ветхом листе бумаги, мало отличимой от его собственной кожи, бледной и истончившейся. Изредка голос Фудо густел, уходил вниз, наполнялся силой и уверенностью. Но тут на старика нападал кашель. Отдышавшись, он вновь начинал пищать, как раньше.

— …Большинство преступлений, связанных с фуккацу, укладываются в четыре основные категории…

— …сокрытие фуккацу преступником лично; сокрытие фуккацу при содействии родственников, друзей или иных сообщников; фальшивое фуккацу, которого в действительности не было…

— …фуккацу, при котором один перерожденец выдаёт себя за другого. Однако бывают и особые случаи, которые плохо вписываются в ту или иную категорию. Например…

Эти примеры и были самым интересным. Голос Фудо терял сухость, оживал, а слог делался едва ли не актёрским. Чувствовалось, что старик рассказывает в своё удовольствие, а не по долгу службы. Мои уши сразу же отрастали и удлинялись на манер лисьих, словно я был не Торюмон Рэйден, а лис-оборотень в момент превращения — так я старался ничего не пропустить.

— …случай братьев-близнецов, лесорубов с горы Хина-дакэ. Валили братья лес, срубили очередное дерево, а тут, откуда ни возьмись, путник. Вывернул из-за скалы, когда дерево стало падать. Хрясь — и насмерть. Несчастный случай, непреднамеренное убийство. Братья не скрывались: сами доложили в службу Карпа-и-Дракона. Сделали заявление о фуккацу, всё честь по чести. Вины нет, наказывать не за что. Одна беда: каждый утверждал, что это он теперь — паломник Хару из Аомори, а другой — самозванец. Из-за этого близнецы разругались и подрались прямо в управе — пришлось разнимать. Провели раздельный допрос — оба отвечали одно и то же, слово в слово, будто не просто оставались близнецами, а сделались одним человеком в двух телах. Друзья и родственники Хару, когда их разыскали, полностью подтвердили сказанное обоими…

Иногда Фудо рассказывал историю до конца. В таких случаях мне становилось ясно, что же произошло на самом деле, кто был виноват и как дознавателю удалось изобличить преступника. Но случалось, что архивариус замолкал посреди рассказа, и хоть клещами из него слова тяни, не поддавался. Вот как с делом о близнецах-лесорубах и паломнике из Аомори. Я жду, верчусь на столе, Кента бранится, что вместо доблестного карпа у него получается совершенно неприличный угорь, а Фудо молчит. Ну и я молчу. Знаю: хитрый старик ничего не делает случайно или по забывчивости. Какую цель он преследует? Чего хочет от меня?

Я надеялся, что со временем это пойму.

Как учил настоятель Иссэн, на дне терпения находится небо.

— …или вот ещё. Любопытная история о слепом провидце и фальшивом фуккацу, которое позднее оказалось настоящим…

В какой-то момент я начал всерьёз беспокоиться, что когда дело дойдёт до обещанного экзамена, моя бедная голова будет напрочь забита близнецами, провидцами, честными людьми и записными обманщиками — хоть садись, пиши новые «Повести о бренном мире». Все же требования официальных уложений и наставления по проведению дознаний вылетят из неё вольными птицами и больше не вернутся. Спросит меня Сэки-сан:

«При допросе подозреваемого за чем надо следить в особенности? Отвечай, младший дознаватель Рэйден!»

А я ему в ответ:

«Жил-был в городе Момояма некий торговец одеждой по имени Муро и с бородавкой на носу. И вот однажды перестал вышеупомянутый Муро узнавать собственную дочь, бросая в неё утварью и мисками с рисом…»

То-то Сэки-сан обрадуется!

Но всё рано или поздно заканчивается. Закончились и мои подвальные истязания вместе с лекциями Фудо. «Завтра отдыхаешь, — уведомил меня старик. — Послезавтра экзамен. В час Зайца явишься к старшему дознавателю Сэки».

И исчез прежде, чем Кента отвязал меня от стола.

На следующий день я выпросил у матери зеркало и долго любовался своей замечательной татуированной спиной. Целиком карп в зеркале не помещался. Ну да ничего, рассмотрел как-то. Оделся, пошел, помахал плетями. Нагрел воды, перелил в бочку, стоявшую в саду под навесом. Залез, вымылся. Ещё полюбовался карпом. Мытый, он смотрелся лучше. День тянулся и тянулся. Карп не спасал. Меня томили дурные предчувствия. Провал, позор, изгнание со службы. Что ел — не помню. Ночью не мог сомкнуть глаз. В тысячный раз перебирал в уме наставления Фудо. Под утро забылся беспокойным сном.

Снились пожар и землетрясение.

— Вставай, — отец тряс меня за плечо. — Опоздаешь на экзамен!

4 «Прошу вас! Извольте взять…»