Повести о Куликовской битве

Слышев же то князь Олег рязанский, яко князь великий Дмитрей Иванович собрал воя многа з братом своим со князем Володимером Ондреевичем и идет противу безбожному Момаю, а сердцем своим не упал, но твердою своею верою крепко хощет с печенеги битися и имеет упование на единаго бога, князь же Олег нача с места на место преходити и нача глаголати ко своим бояром: «Не качаемому делу неудобь разумети. Аще бы ми мощно послати ко многоразумному Ягайлу таковаго вестника, како мыслити нам, уже бо застал пути наши, но аз убо чаях по правилом, яко не подобает великому князю противу безбожнаго царя стояти. Ныне убо что се здумал, откуду сей хощет помощи, противу безбожнаго царя стояти. И рекоша ему бояре его: «Мы слышахом за 15 дни до сего дни, но тебе того не смели поведати, сказывают в вотчине его калугер имянем Сергей свят и прозорлив велми, но тот де и благословил его и вооружил противу нам, но еще и от своих калугер дал ему пособников». И слышав то Олег нача боятися и нача ратовати на свои бояре: «Почто ми есте преже сего дни не сказали, дабы шед умолил царя, да ничто б зла сотворил, но горе мне, изгубих си ум. Но паче не аз един оскудех умом, но и боле мене разумел Ягайло литовски, но и тот оскудех умом, не оного же взыщет бог, но мене. Он имеет закон гугниваго Петра, аз же имех правый закон, но что ради зло сотворих. Того бо ради о мне рече: «Аще раб не сохранит закона господина своего, то бьен будет много». Ныне убо что сотворю и которому вдамся, что ми здумал мои худый ум, чтоб ныне приложился к великому князю Дмитрею и поработал бы ему, но он не приимет мя, ведает бо измену мою. Аще ли приложуся к поганому Момаю, то поистине буду враг на веру христьянску, яко оного новаго Святополка земля мя пожрет. Не токмо княжениа лишен буду, но и живота гоньзнуся. Аще бо господь по них, то никто же им может зла сотворити, но и еще об них молитва прозорливаго старца к богу. Аще ли ни единому от них помощи не сотворю, то в прок ото обоих, како могу прожити. А ныне которому присягу имею.

Ягайло же, по прежереченному уроку своему, совокупи Литвы много, и Варяг, и Жомоти, поиде на помощь к Момаю. И прииде Ягайло в. Одоев и слыша, яко Олег рязанский убояся, и пребысть Ягайло оттолева, не подвизался из Одоева, и нача разумети суетнаго своего помысла, и виде совокупление свое раздно, и нача рватися и сердитовати, и нача имати паны своя: «Егда не достало мудрости человечи, николи же бо Литва от Резани не приимаше разума, иже изведени есмя от ума от князя Олга рязанского, сам бо ныне погибл есть: пребудем убо зде, донде же услышим Московского победу».

В то же время услышели князь Ондрей полотцкий и князь Дмитрей брянский Олгердовичи, что велика туга належит великому князю Дмитрею Ивановичи) московскому и всем православным христьяном от безбожнаго царя Момая. И рекоша: «Отъидем мы к великому князю московскому на помощь, беста бо есми отцем и братом ненавидими, но богом возлюблени, бе бо есмя едино крещение, от мачехи своея княгини Анны, яко клас доброплодный тернием подавляеми». Не свещаста бо ся промежи собою князи, и посла князь Ондрей к брату своему ко князю Дмитрею тайно грамоту, в ней же писано: «Веси ли, брате мои милый, яко отец наш отверзе нас от себе. Но паче отец небесный присвой ны к себе и дав нам закон свой ходити по нему и отрешитися нам пустошные суеты. Но скончаем подвиг добрый Христу, начальнику христьянскому. Пойдем, брате, к великому князю на помощь. Ныне, брате, великому князю московскому велика туга належит от поганых измалтян, но еще и брат наш Ягайло поработает [279] ему, но Олег рязанский приводит их. Нам же подобает апостольское слово скончати: «Братиа, в бедах пособники бывайте». И помыслив, что нам родителем противитися. И евангелист Лука рече, усты спасителя нашего: «Предани будете родители ваши и братьею, умрети имате имяни моего ради, претерпевый до конца той спасен будет». Но излезем, брате, от подавляющаго сего терния и присадимся к истинному винограду крестьянскому, делателю нам рукою христовою. Ныне, брате, подвигнемся не земнаго ради живота, но небеснаго, еже даст господь творящим волю его». Прочет же грамоту князь Дмитрей нача плакатися от радости, рече: «Владыко человеколюбче, дай же рабом своим хотение совершити и сего почесть добраго подвига показати, его же открыл еси брату своему старишему. Днесь, господине, по твоему изволению, готов есми, колко моего войска готови суть со мною вкупе, божиею благодатию совокуплении быхом иныя деля брани иалежащих от дунайских варяг. Но ныне, брате, слышах, яко приидоша ко мне медокормци из Северы, а кажут: князь великий на Дону туто хощет ждати поганого Момая. И подобает нам итти на Северу и туто совокупитися. И коим путем утаимся брата своего Ягайла, дабы нам не бранил.