— Тут, видите ли, Степан Иванович, — сказал я, — надо начинать издалека…
И я рассказал все, что уже известно читателю.
Андрей, по старой привычке предпочитавший молчать, лишь уточнял подробности.
— Да-а, корни глубокие, — задумчиво протянул Степан Иванович. — Вон, стало быть, откуда — еще из Весьегонска тянутся.
— Поставить бы этого Союшкина на место!
— Или, наоборот, снять с места, — поправил Андрей, сердито кашлянув.
Степан Иванович поморщился:
— Снять, поставить, уволить, назначить… Примитивно рассуждаете! Допек вас Союшкин? Понимаю. Да в Союшкине ли дело? Что за фигура Союшкин?
— Не, погодите, — сказал я. — Тут дело в чем? Степан Иванович? Если станут прислушиваться к нему, экспедицию не разрешат. Скажут: «Зачем? Все ясно без экспедиции, Союшкин хорошо разъяснил». А надо обязательно экспедицию!
— Обязательно, — подтвердил Андрей. — Земля есть, Степан Иванович! — Он перегнулся через стол и убедительно забормотал, загибая пальцы: — Первое: зигзаг льдов! Второе: свидетельство землепроходцев семнадцатого века! Третье: песец приблудный! Четвертое: интуиция подсказывает…
— Дошли уж и до интуиции!
— Нет, вдумайтесь, Степан Иванович…
— Тогда почему руки опускаете? Знаете, чувствуете, что земля есть, — деритесь, пробивайтесь к ней!
— Да вопрос-то какой! Ответственный, сложный. А мы недавно с университетской скамьи!
— И очень хорошо!… Учиться плавать нужно на глубоком месте: на глубоком сама вода держит.
— Союшкина вон пузыри держат.
— За иностранный авторитет уцепился…
— И уезжать нельзя! Были же на совещании, слышали, что говорил директор? Надо Петрова и Власова заменить. На кого здесь дело оставим?…
— А Афанасьев?
— Старик болен. В печати выступает редко… После его статьи Союшкин присмирел, а сейчас снова захлопотал. И все вежливенько так, с полупоклонами: «наш уважаемый…», «наш маститый…», а по сути…
— Чуть отвернешься — снова свое.
— Вот-вот! А главное — нужна земля, чрезвычайно нужна в этом районе Арктики!
— Нужна?
— По зарез! Сами посудите, Степан Иванович! Ведь Восточно-Сибирское море не только наименее изученное из всех наших арктических морей, но и наиболее трудное для навигации.
— Восточно-Сибирское и Чукотское, — с педантичной точностью поправил Андрей.
— Ну да, оба моря. Здесь, на последнем этапе Северного морского пути, обычно сложная ледовая обстановка…
— Очень сложная! Согласился Степан Иванович.
— Да, вы же бывали там! Это при вас «Сибиряков» потерял руль? А вспомните: где погиб «Челюскин»?
— Что же предлагаешь?
— Не предлагаю, а говорю. Очень кстати здесь была бы земля. На тех координатах, что указывал Петр Арианович, в самом центре всей этой ледовой кутерьмы. И чтоб на земле — зимовка, полярная станция!
— Для наведения порядка в Восточно-Сибирском море?
— Вот вы смеетесь, а я серьезно говорю. Не для порядка — для ледовых прогнозов!
— Да понял, понял! Сразу же понял. — Степан Иванович успокоительно закивал.
— Если бы на этих координатах была полярная станция, куда легче стало бы нашим мореплавателям. Шли бы вперед с открытыми глазами. Могли бы предвидеть изменение ледовой обстановки и соответственно выбирать то или иное решение. Никаких случайностей! Все продуманно, взвешено, проверено! Через каждые два — три часа радиограммы на корабль: «Тяжелые льды надвигаются со стороны полюса недоступности… Земля Ветлугина (это так называется станция, понимаете?) советует отстояться на ближайшей базе…» Или «Обстановка улучшилась. Рекомендуемый Землей Ветлугина курс»… Дальше указание курса…
— Убедили: с землей лучше, чем без земли.
— Не просто лучше Степан Иванович, — необходима земля!
Наш собеседник сосредоточенно смотрел на абажур настольной лампы, стараясь что-то припомнить.
— У Ветлугина нет об этом, — вдруг сказал он. — Я читал Ветлугина.
— Да. Это в развитие идей Ветлугина. Петр Арианович не знал, как пригодится России его земля. Ведь Северный морской путь стал нормально действующей магистралью только в наши годы…
— Значит, дополнили учителя, пошли, дальше, чем он? Мечта, романтика — на вполне реальной, даже утилитарной основе?… Это хорошо! — Откинувшись на стуле, Степан Иванович ласково смотрел на нас. — Итак: практически (он сделал ударение на слове «практически») очень важно, чтобы земля была там, на указанных Ветлугиным координатах?
— Сами видите.
— Вижу.
Степан Иванович встал из-за стола, прошелся по комнате. Мы с надеждой смотрели на него.
— Союшкин — что! Союшкин — вздор, — рассуждал он вслух. — «Убрать, снять»… Нет, не то… Спор о земле становится академичным, упирается в тупик. Это опасно! Какой же выход?…
Он подумал, остановился у окна, быстрым, сильным движением распахнул его настежь.
— Вот! — обернулся к нам. — Это, я считаю, и есть выход!
В комнату ворвался свежий сентябрьский ветер. Закачались полосы табачного дыма. Листки бумаги зашевелились, как живые, и поползли по столу. А вместе с холодным воздухом в окно плеснул шум вечерней Москвы: звонки трамваев, голоса людей, проходивших под окнами, обрывок песни, передававшейся по радио.