Повести о Ветлугине (илл. П. Павлинова)

К ним шли (но не дошли) первооткрыватели Таймыра, лихие стрельцы Мангазейского острога. К «детям солнца» шел (и пришел!) с северо-востока, со стороны моря Лаптевых, беглый ссыльнопоселенец Ветлугин. К ним стремились и мы теперь.

В горы Бырранга, на Таймыр, на Таймыр!…

Пригревшись на солнышке у окна, я незаметно задремал.

Меня разбудила тишина. Рев моторов прекратился. Рядом стоял улыбающийся Савчук.

— Как? Уже Новотундринск? — спросил я, вскакивая.

— Видите, как хорошо, — сказал мой спутник. — И не заметили, как долетели. А сколько лет пришлось добираться до Таймыра землепроходцам, первооткрывателям!…

— Так ведь то было три века назад, — пробормотал я, протирая глаза и стряхивая дремоту.

Глава 6. Киносеанс в тундре 1

Новотундринск, районный центр, стоит на краю леса.

Приблизясь к тундре, лес не обрывается круто. Низкорослые, кривые лиственницы — все, что осталось от могучей сибирской тайги, — еще цепляются за жизнь в долинах рек. Там они хоронятся от свирепых ветров, находят влагу, питательные вещества, принесенные сверху (то есть с юга) течением. Повторяя речные извивы, полоски леса проникают далеко на север. Это как бы мыски, врезающиеся в безлесную арктическую степь.

Новотундринск расположен на одном из таких мысков.

Город был совсем еще молод, только отстраивался. На каждом шагу рядом с деревянными домами попадались остроконечные чумы, крытые оленьими шкурами, напоминавшие обыкновенные шалаши. Некоторые улицы представляли собой пока что пустыри, и лишь дощечки с названиями свидетельствовали о том, что тут в ближайшее время — возможно, даже этим летом — поднимутся дома.

Тундра росла ввысь, тундра строилась!…

Мы прибыли в Новотундринск во второй половине дня. Пока добирались до Дома приезжих, распаковывали вещи, умывались, уже свечерело. (В это время года смена дня и ночи за Полярным кругом происходит так же, как и в средних широтах.)

Полагалось бы малость отдохнуть, но Савчук не хотел и слышать об отдыхе. Наспех перекусив, он потащил меня в Новотундринский райком партии.

— В райком? Почему в райком? — удивился я.

— А я так привык. Полевую работу обязательно начинаю с посещения местных партийных организаций. Понимаете, очень важно для ориентировки: указывают нужных людей, подсказывают решение, помогают уточнить маршрут…

Мысль показалась мне здравой — спутник мой, видимо, умел разбираться не только в архивах и был сейчас в своей сфере.

По дороге в райком я остановился у группы лиственниц.

Дерево это по справедливости можно назвать северным оленем среди растений, гак оно неприхотливо.

Корни его обычно углублены в почву не более чем на десять сантиметров.

Глубже начинается уже вечная мерзлота. И на этом тоненьком пласте живет дерево — невысокое, по пояс человеку, но коренастое, упрямое, с сучьями, наклоненными к земле.

— Похоже на путника, который бредет против ветра, — сказал я. — Лбом рассекает воздух, наклонился вперед, широко расставляет ноги, приседает, напрягается, и все же идет, идет!…

Мы некоторое время с уважением постояли у группы лиственниц и двинулись дальше.

Однако в райкоме нам не повезло: секретарь райкома был занят.

— Проводит совещание со строителями города, — пояснила девушка в приемной. — Приходите часика через полтора-два. Как о вас передать?

Савчук назвал себя.

Мы вышли на улицу и остановились в нерешительности. Куда деваться? Чем заполнить паузу — эти полтора-два часа?

Меня поразило оживление, царившее в Новотундринске. Мимо одна за другой проносились оленьи упряжки. На санках сидели колхозники-нганасаны в добротных сокуях, украшенных разноцветными узорами, с развевающимися за спиной красными, синими и зелеными суконными лентами. Они весело перекликались и размахивали длиннейшими шестами — хореями. Почему-то все ехали в одном направлении.

— Движение, как по улице Горького в часы «пик», — пошутил я.

— Праздник? — недоумевающе сказал мой спутник. — Сегодня нет праздника… Ярмарка? И ярмарки нет…

— А вы остановите и спросите кого-нибудь из нганасанов, — посоветовал я. — Вы знаете нганасанский язык?

— Только теоретически. Как этнограф. Но я хорошо знаю якутский. А вадеевские нганасаны понимают по-якутски.

— Чего ж лучше!

Савчук поднял руку, как это делают милиционеры ОРУДа, и, остановив проносившуюся мимо упряжку, обратился к ее владельцу за разъяснениями.

Спрошенный произнес в ответ длинную фразу. Савчук с недоумением посмотрел на него, потом обернулся ко мне.

— Сны на стене? — повторил он по-русски. — Сны на стене смотреть?…

Нганасан сказал еще что-то.

— О чем это он? — поинтересовался я.

— В круглых ящиках привозят сны?…

— Ах, в круглых! — Меня осенило: — Так ведь это кино!

Нганасан, как снежный вихрь, умчался на своих санках, а мы продолжали стоять посреди улицы.

— Кино? — повторил в раздумье Савчук. — Это, должно быть, интересно: в тундре кино! Я никогда еще не видел в тундре кино. Может, сходим, Алексей Петрович?