Низкий гудящий звон поплыл по лаборатории. Таня стояла посреди нее, обнимая пустой воздух. Карпов исчез.
Он увидел себя на просторном, пестром от цветов лугу. По правую сторону цвели сады, по левую сверкал и светился крышами город, а в центре на луговой траве стояло великое множество людей. Молодые, старые… Глубокое волнение, самозабвенную радость можно было прочитать на их лицах. Правда, какой-то четырех или пяти лет несмышленыш, хотя и с любопытством всматривался в Карпова, не забывал в то же время лизать маленьким розовым языком мороженое.
Карпов попытался шагнуть вперед, но что-то удерживало, не позволяло. Словно мягкая стеклянная стена была перед ним.
Но вот от людей отделился рослый вихрастый парень в солдатской, точно у Карпова, гимнастерке с петлицами на отложном воротнике. В руках он тоже держал узел маскхалата и автомат. Карпову даже показалось, что он его когда-то уже видел, знает… Брови, глаза, нос…
Парень подошел совсем близко. Стеклянная стена ему не помешала.
— Ты кто? — спросил Алексей.
— Алексей.
— Тезка… Уж не родственник ли?
— Праправнук…
Карпов изумленно свистнул. И тут же у него больно екнуло сердце.
— Значит… Васюкова, Любы, Тани… Уже…
— Нет… — тихо закончил праправнук.
— Но земля-то цела? — крикнул Карпов. — Цела?.. Есть будущее?
— Все зависит от того… будет ли взорван… мост…
Карпов понимающе кивнул.
— А что это за форма на тебе? Вроде…
Оглянувшись на людей, словно набираясь от них решимости, парень произнес:
— Позволь мне… я…
— И ты со мной хочешь? — воскликнул Карпов.
— Нет, не с тобой, а… вместо тебя…
— Чудак, — засмеялся Карпов. — И не проси. Это я сам должен… Ну… Будь, тезка, здоров!..
И уже издалека, из безмерной дали будущего времени донесся ответ:
— Будь бессмертен!
Косо летел крупный ленивый снег, в нескольких шагах впереди с автоматом за спиной шел Васюков.
— Живой? — не удержался Карпов.
Тот удивленно оглянулся.
— Пока живой… — отогнул рукав возле запястья. — Двадцать минут пятого. Как думаешь, Леша, за час доберемся?
Алексей счастливо засмеялся.
— На три минуты твои никелированные спешат!
И Васюков, не споря, перевел назад стрелку.
«Молодец Павел Егорович, — подумал Алексей, — на день раньше меня вернул. А что если уже сегодня к мосту пойти? Нет, в прошлый раз еле-еле душа в теле осталась, покуда минное поле переползли, едва на пикеты не нарвались, а потом еще и окружили нас… Если пойти сегодня, все, конечно, будет иначе, но легче ли? Скорее наоборот. Можно запросто погибнуть, и мост останется невзорванным. Придется потерпеть, зато завтра каждый шаг будет мне наперед известен, ведь я его уже прожил один раз, это завтра…»
— Завтра пойдем взрывать мост, — подумал он вслух.
— Только ордена получили, — возразил Басюков, — майор это учтет, что он, не человек? Опять же, на отдыхе мы будем, как же…
— Позвонит Сан Санычу и передаст. Ничего…
— Какому еще Сан Санычу?
…Карпов шагал по городу, всматриваясь в него новыми глазами. В необычной задумчивости стоял над снарядными воронками посреди мостовой, у развалин домов с сохранившимися кусочками квартир… Чья-то висящая над пропастью постель… Клетка с заснеженным комочком птицы… Рама от сгоревшей картины… В черном проеме мертвого окна круглое бледное лицо полной луны…
На месте памятников возвышались холмы. Брезентом были прикрыты поленницы трупов… Мертвая рука грозила из невысокого сугроба… Ведро с застывшей водой стояло у подъезда. Где же хозяин?
Снова воронка… Ветер чье-то письмо по снегу гонит… Зенитки… Вот медленно тянет какой-то старик салазки, а на них в огненно-красном одеяле… Кто?
Очереди у запертых магазинов. Стоят молча, с закрытыми глазами…
Нешумные, идущие не в ногу группы солдат…
Редкие прохожие…
Почти каждому Карпов говорил:
— Привет вам, папаша!
— Граждане, вам привет!
Они поворачивали головы, смотрели на него, но от кого именно привет, не спрашивали.
В темных колодцах дворов медленной каруселью кружился снег. Какая-то женщина в грязной потертой шубе катала вдоль стены коляску с ребенком. Закутанное в пестрые тряпки так, что только маленькие круглые очочки были видны, дитя протянуло ручонку ладошкой вверх и ловило снежинки.
— Римма, спрячь руку, — сказала женщина.
Васюков прошел мимо, виновато ссутулился и остановился, зная, что остановится и Карпов.
— Ты что это в коляске сидишь? — спросил Алексей. — Заболела?
— Типун тебе на язык! — воскликнула женщина. — Шатаются тут по закоулкам, а немцы…
— Нет, я не болею, — сказала девочка, — я ходить разучилась, а разговаривать еще могу…
— Пустое, — вздохнула женщина, — пустое…
— Это вы зря, — рассердился Карпов, — у нее еще муж будет и двое детишек, здоровых и послушных. Она еще в кандидаты наук выйдет!..
Женщина недоверчиво улыбнулась.
— Римма, спрячь ручку в рукав, простудишься.
— Нет, мне нравится, что они тают. Значит, я теплая…
…В ледяном парадном в темном углу под лестницей стоял мальчик лет восьми и громко всхлипывал.
— Чего, пацан, ревешь? — спросил Карпов. — Васюков, подожди минуточку!..
— Машу куда-то увезли, — сквозь слезы ответил мальчик, — мы с ней вчера в победу играли, а сегодня… Прихожу, а ее нет. Увезли… А я… Я ее люблю!