Мы забрались в лодку. Раненый ловко перекинулся с камня на кормовую скамейку и стал готовиться в путь. Он первым делом вытащил из кармана револьвер и положил его на скамейку, под правую руку. Снял куртку и надел откуда-то взявшийся широкий рабочий фартук, повязал лицо платком, будто у него болят зубы. Только узел сделал не сверху, а на самом подбородке. Вместо фуражки надел вытащенную из кармана шляпу-катанку, в каких ходят на огневую работу.
У нас начался было спор, кому сидеть на веслах, но раненый строго приказал:
- Без спору! Сам рассажу, как надо. - И велел Петьке сесть к правому веслу, мне - к левому, а Колюшке сказал: - Ты, Медведушко, в самый нос ступай да повыше как-нибудь взмостись. Не упади только.
Когда все приготовления кончились, раненый сильно оттолкнулся веслом от камня. Лодка теперь пошла без виляний и гораздо быстрее, чем у нас с Петькой. Держались не близко к берегу. Там, где берег делает крутой поворот направо, нас окликнули:
- Эй! Кто плывет? Отзовись!
Нас удивило, что незнакомец направил лодку на голос.
Не подплывая, однако, к берегу, он спокойно отозвался:
- Тихонько говори! Вроде объезда мы. Стражники велели объехать.
- Так ведь мы караулим...
- Не верят, видно.
- Сами бы тогда и караулили! Гоняют народ. Мне утром-то, поди, на работу, - сердито сказал голос с берега.
- Нам, думаешь, на полати?
- То и говорю - мытарят народ.
- Кто у тебя с правой-то руки стоит? - спросил незнакомец.
- Поторочин Андрюха, из Доменной улицы... Слыхал?
- Как не слыхал - в родне приходится. А с левой руки кто?
- К перевозу-то? Никого нету. На краю стою.
- Как - нету? Стражники говорили - везде поставлены.
- Слушай ты их больше! Говорю, нету. Кого там караулить? Между зимником и трактом тот сидит. Коли он брод знает, и то не уйти. По всему тракту до самой плотины люди нагнаны и стражники ездят. Не уйти мужику. Вы не слыхали чего?
- Нет, не слыхали. Ты потише говори - не велено нам.
- А ты испугался?
- Что поделаешь! У них палка, у нас затылок.
- То-то у тебя все как онемели! Ты сам-то хоть чей будешь?
- Не признал, видно?
- Не признал и есть.
- Подумай-ко... Делать-то все едино нечего.
- Скажись, кроме шуток.
- Не велено, говорю. Завтра все скажу.
- Шибко ты боязливый, гляжу.
- Да ты не сердись! Говорю, завтра узнаешь, а пока- помалкивать станем.
И незнакомец махнул нам рукой - гребите. Мы налегли на весла, и лодка пошла под самым берегом.
На паромной пристани никого не было. Против, на Перевозной горе, все еще горел костер. Когда подплыли ближе к заводу, незнакомец проговорил:
- Ну спасибо, ребятки, - выручили наполовину. Как дальше будем? Еще помогать станете или уж будет? Натерпелись страху-то?
- Пусть другой кто боится. Мы не струсили! - сказал Петька.
- Ты за себя говори, а не за всех.
- Так мы, поди-ка, заединщина, - поспешил я поддержать Петьку.
- Ты что скажешь, Медведко?;
- Ну-к, я - как Петьша с Егоршей.
- Тогда вот что, ребятки... Я вам покажу место, где меня искать. Только чтоб никому... Поняли? Мы стали уверять, что никому не скажем.
- Ни отцу, ни матери. Не то худо будет. Знаю ведь, в которой улице живете.
- Да что ты, дяденька, разве мы такие!
- Ну, мало ли... Славные будто ребятки, да не знаю ваших отцов. То и говорю так, а вы за обиду не считайте. Ну, а если выдадите, беда вам будет.
Когда мы стали уверять, что никому ни за что не скажем, раненый заговорил опять ласково:
- Ладно, ладно - верю. Слушайте вот, что вам скажу. Сейчас мы подплывем к просеке на Карандашеву гору. Тут еще рудник был. Знаете?
- Костяники там много по ямам бывает.
- Ну вот. Против этой просеки я и вылезу. Только не на берегу буду, а постараюсь на ночь переползти к покосной дорожке. Лес там мелкий, да густой. Вот там и буду вас ждать. А вы мне хлеба притащите да черепок какой под воду. Ладно?
Мы, конечно, согласились.
- А как меня искать будете?
- Придем туда, кричать станем, ты и отзовись.
- Вдруг не узнаю ваших голосов, тогда как?
- Тогда... тогда Егорша пусть свистнет. Он у нас первый по улице. Большие против него не могут. Так свистнет - сразу услышишь.
- Нет, ребятки, это не годится. Вы лучше так сделайте. Идите из Горянки по покосной дороге. Как дойдете до Карандашевой горы, до просеки этой, поворотите на нее да к пруду и ступайте - и все одну песенку пойте. Какую знаете?
- Ну, про железную дорогу:
Полотно, а не дорожка,
Конь не конь - сороконожка...
- Вот... Ее и пойте потихоньку, а я отзовусь. А если не отзовусь значит, меня тут нет.
- Ты где будешь? - спросил Петька.
- Как придется. Сам не знаю. А теперь приставать станем. Вон она, просека-то.
Высадившись на берег, раненый посоветовал:
- Вы, ребятки, так под берегом и плывите. У крайних улиц где-нибудь и высадитесь. Ваша-то которая?
- Пятая с этого конца.
- Тогда пораньше. А то, поди, ждут вас - заметят. Да лодку-то оттолкните! Ее за ночь к плотине и унесет. Вишь, в ту сторону ветерком потянуло. Не проболтайтесь смотрите!
Оставшись одни, мы долго сначала молчали. Лодка у нас завихлялась. Колюшка перебрался к рулевому веслу, и все это молчком.
Первым заговорил Петька: