Повести. Очерки. Воспоминания

— Мы не могли так сбежать, как ты хотела, душа моя, — говорила тетка, когда они выезжали из Систова, — ведь, право, могли подумать со стороны, что мы здесь задолжали или сделали что-нибудь дурное и что за нами гонятся по пятам. Не умрет Сергей Иванович, если ему не определено. Помни, что все мы под богом ходим и что волос не спадет с головы нашей без воли его!

V

Сергей Верховцев лежал в бухарестском госпитале Бранковано, в одной комнате с товарищем по несчастью, казацким офицером, раненным в икру левой ноги.

У Сергея была контужена голова, задета грудь, а главное, сильно ранено бедро: пуля, пройдя на большом пространстве мягкое место, вышла, затащив в рану куски белья и платья^[31].

За месяц перед тем у него была уже пробита рука и контужена голова, — контужена так сильно, что он упал тогда с лошади. Рана на руке успела зажить и только от небрежности и нерегулярности перевязок грануляции разрослись и образовали по краям дикое мясо. Относительно головы доктора затруднялись сказать, новая ли была контузия теперь или отклик старой, вызванный потрясением.

Рана в грудь была неопасна, почти под мышкою правой руки, и должна была скоро зажить. С бедром, напротив, дело обстояло хуже, — кость оказалась затронутою.

— Разрежьте рану, — советовал докторам госпиталя профессор Ликасовский, сдержавший свое обещание и посетивший «красивого блондина», — разрежьте, промойте и давайте ему больше хинина; это субъект нервный, у него будет лихорадка.

Доктора: старший — австриец, младший — пруссак, не захотели последовать этому совету и решили, что можно обойтись без операции, небезопасной ввиду того, что больной перестал принимать пищу и слаб. Что касается хинина, то, — так как лихорадки почти не было, да и вообще эта болезнь держалась в Бухаресте лишь в легкой форме, — решили повременить с приемом его.

Во время дорожной тряски в ужасной больничной повозке, будто придуманной специально для вытряхивания душ из больных, лихорадка начала было беспокоить обоих раненых, но по прибытии в госпиталь, в сравнительную прохладу, чистоту и довольство, она их покинула. Скоро, однако, не трогая казака, эта болезнь снова начала поигрывать с Сергеем, потому что у него ежедневно таскали из раны загнившие клочья белья и платья, затащенные в рану пулею: он зеленел, стискивал зубы, чтобы не кричать, но маленькая операция всегда вызывала усиленное биение пульса и возвышенную температуру, т. е. нагоняла лихорадочное состояние.

Немалым неудобством для Верховцева было то, что он должен был выносить беспрерывные посещения приятелей его товарища по несчастию, раненного легко и потому охотно болтавшего со своими бесчисленными знакомыми обо всем, что делалось в армии и дома, т. е. на Кавказе.

Один такой приятель, «из молодых ранний», есаул, был едва ли не самый надоедливый. Не будучи раненным, он ухитрился получить отпуск для поправления здоровья, упавши с лошади так ловко, что лишь помял себе плечо, и, не стесняясь, рассказывал, как он надеялся с этим изъяном поправляться на Кавказе до конца «проклятой Плевны», т. е. до того времени, когда служба в строю сделается менее беспокойною и опасною.

Теперь он был в поисках доктора, который дал бы ему свидетельство о том, что повреждение плеча было серьезно; он забыл позаботиться на той стороне Дуная об этой, необходимой для будущего, бумажке.

Раненые указали ему на госпитальных, по-видимому, хороших докторов, но бравый есаул воротился от них в негодовании: «Какие же это доктора, помилуй, Иван Степаныч, — говорил он товарищу, — нашел к кому послать! Я понял, что они толкуют: говорят, у вас вывиха вовсе нет, а есть ушиб, пустяки. Если это не вывих, так какого же им еще вывиха?»

После нескольких дней поисков есаул воротился сияющий и, показывая свидетельство на французском языке, рассыпался в похвалах отысканному румынскому лекарю: «Вот доктор так доктор, этот понимает дело!» В бумаге было сказано, что «есаул такой-то, на всем скаку упавши с лошади, совершенно вывихнул плечо, чем надолго сделался неспособным садиться в седло и двигать рукой, требовавшей серьезного лечения». Очевидно, но этой бумаге не только следовало сейчас же с легким сердцем ехать домой на поправку, но и можно, даже должно было рассчитывать впереди на пенсию от комитета о раненых.