Повести. Пьесы (СИ)

О ее личных делах писать не буду, они такие же, как всегда, лучше не стали. По-прежнему ее эгоизм отталкивает от нее всех людей. Но сейчас, мне кажется, она хочет форсировать события, быстренько расписаться (может быть, даже фиктивно) с одной серенькой личностью и поселить его у нас, а меня, Игоря и Вовку поставить перед свершившимся фактом. Как видишь, она не меняется — лишь бы ей было удобно, а остальные хоть вешайся. Но ваша с ней история меня многому научила, и в данном случае у нее номер не пройдет.

Я консультировалась с Людкиной тетей (она юрисконсульт на одном из предприятий, очень опытная), и она говорит, что, если за дело взяться с умом, у матери ничего не выйдет, потому что на всю квартиру у нее нет ни юридического, ни морального права и что суд всегда защищает интересы молодой семьи, потому что она перспективна в смысле детей. Но нужно вот что: было бы очень хорошо, чтобы ты написал мне письмо, где рассказывал бы про свои отношения с матерью, про квартиру, вещи, а также про все деньги, которые ты ей оставил на детей. Она теперь, правда, уже год работает кем-то в торговой фирме «Весна», но официальный оклад у нее девяносто рублей, и даже дурак не поверит, что наша семья живет на эти деньги. А самое главное, напиши, что согласен на прописку зятя Попадайченко Игоря Николаевича в своей квартире.

Папа, я тебя очень прошу, сделай это. Я знаю, что была к тебе недостаточно внимательна, но ведь теперь речь идет о счастье всей моей жизни. Кроме того, это касается и Вовки. Средний балл у него трояк, почти наверняка пойдет в армию, и надо, чтобы до его возвращения мать ничего не могла предпринять с квартирой в свою пользу.

Не удивляйся, что письмо на машинке. Дядя Леша на всякий случай назвал мне три города, где ты можешь оказаться, поэтому я попросила Люду перепечатать это письмо в трех экземплярах и теперь посылаю по всем адресам…»

Коля развернул последний листок и увидел фотографию, приклеенную за два уголка, наискось. Небольшая карточка, раза в два крупнее паспортной. Усики, галстучек, волосенки на пробор…

Углубляться в физиономию будущего зятя Коля не стал — торопливо дочитал письмо. Там и оставалось-то десять строк.

«…Как ты живешь? Я о тебе очень беспокоюсь. Напиши хоть что-нибудь.

Очень тебя прошу — с тем, о чем я написала, не задерживай. Просто очень прошу. Людкина тетя полагает…»

Абзац про тетю Коля промахнул, не читая. Полагает, и бог с ней. Она ведь юрисконсульт, вот и пусть полагает.

Дальше шло, как в лучших домах:

«…Целую тебя крепко.

Лариса.

P.S. Игорь передает тебе очень большой привет».

Коля сложил письмо и сунул в конверт. Привет от Игоря, задуманный, наверное, опытной теткой и размноженный Людкой в трех экземплярах, почему-то добил его совсем. Кривясь и хмыкая, он взял телеграфный бланк, резко, не дописывая буквы, накарябал адрес и мстительно бросил на голубую бумажку три слова: «Разбирайтесь сами. Папа». Заплатил полтинник, взял квитанцию и, выходя, так долбанул дверью, что какая-то бабуся, покрывавшая поздравительную открытку ровными красивыми строчками, подскочила, выронила ручку и истошно завопила:

— Да что же это делается?!

Но ушел Коля недалеко. И квартала не пройдя, он вдруг повернулся и бросился назад, чертя правой ногой нелепые полукружья: при беге подвернутая ступня все же давала себя знать..

— Девушка, — выдохнул он, — я тут телеграмму оставил…

Она мало что поняла, но бланк вернула.

— Только я ведь квитанцию выписала. Как же теперь?

— За тобой останется, — блекло улыбнулся Коля.

От сердца отлегло. Дочь все же. Какая ни есть, а дочь.

У почтовой девушки были свои заботы:

— Нет, так нельзя. Вы деньги заплатили. Чуть-чуть поторговались, и Коля уступил — на тот же полтинник придумал телеграмму Лешке: «Деньги получил. Держись. Николай».

Он с чувством поблагодарил девушку, да еще и от выхода, обернувшись, сделал ручкой. После чего прикрыл за собой дверь так деликатно, что и не скрипнула, — бабуся, проводившая Колю тревожным взглядом, вздохнула успокоенно.

— Да, — пробормотал он, — история… Что же делать-то? Тут же, не отходя от почты, сел на ступеньки. Бетон был холодный — ну да черт с ним.

Никакой путной идеи в голове не было. Только облегчение, что та телеграмма задержана, что беды не будет. И это облегчение дало ему возможность еще минуту спокойно и бездумно посидеть на ступеньках.

Впрочем, и в эту минуту краем души Коля ощущал, что беда есть и будет и спрятаться от нее некуда.

Значит, к дяде Леше, подумал он, за адресом. Видно, хваткая девка…

На дяде Леше тогда все и кончилось. Последняя тесемка порвалась.

Лешка был Колин однокашник, в четвертый класс вместе пришли. Лет тридцать знакомы. Да нет — надо же — больше тридцати…

В школе они с Лешкой контачили мало, другие имелись приятели. Хотя парень был умный и покладистый. Руки редкостные, вечно всякую всячину мастерил: то аквариумы, то почему-то настольные лампы. Сделает штук пять, добьется уровня — и хватит, берется за что-нибудь другое. А поделки свои раздавал.