Повести Сандры Ливайн и другие рассказы

Всеми своими чертами и размерами она напоминала маленькую собачку – пекинеса. Плоская мордочка, вдавленный, почти не существующий носик, выпуклый лоб, часто показывающиеся мелкие острые зубы… И ростом мне чуть выше пояса, метра полтора, и соответствующие ладони и ступни, и вообще – куклы таких размеров сидят в витринах игрушечных магазинов. Круглые вишнево-коричневые глаза тоже могли принадлежать кукле или, скорее, собаке – внимательный взгляд, про который говорят: «Смотри, какие глаза умные, прямо человек»…

Утром она оказалась первым человеком, которого я увидел в коридоре, ведущем на ресторанную палубу. Стоянка у очередного острова с дешевой выпивкой предполагалась в полдень,до открытия баров в одиннадцать тоже оставалось еще порядочно – положение было тяжелое. Я вышел из него по-мужски и по-московски: подошел к первому же бармену, поговорил с ним негромко – и он оказался родным братом нашего ночного таксиста, взял втрое и налил по двойному джину и скотча, закрасив на всякий случай колой. Мы уселись в последнем ряду кресел, расставленных вокруг малого бассейна, и некоторое время молчали, возвращаясь к жизни.

Первой заговорила она.

У нее был правильный язык, даже не совсем американский, без прожевывания слов, так что я понимал почти все сразу. А если не понимал, то переспрашивал, и она терпеливо повторяла сказанное другими, простыми словами и оборотами.

Мы сходились ежедневно в этом пустом фойе, как только кончался выпуск новостей, и сидели часа по два, пока не начинала подтягиваться к вечернему представлению публика. Она уничтожала свой джин нисколько не медленнее, чем я свой виски, а разница в весе у нас была по крайней мере двойная. Эта американская леди вполне достойно выступала бы в любой компании русских мужчин.

И, не закрывая рот ни на минуту, она рассказывала.

Все ее рассказы были, в сущности, об одном: о том, как ей не удалось разбогатеть.

О сбежавшем муже и жадном любовнике, о мошенниках, встречавшихся ей на каждом шагу, о рухнувших проектах, о подруге, перехватившей богатого жениха…

Мир отказывал ей в кредите.

Однажды, на второй или третий день этой сокращенной Шахерезады, она – вряд ли сознательно – сформулировала суть.

«На свете так много богатых, – сказала она, – почему же мне не быть одной из них?»

Забавно: я задумался над ее вопросом и понял, что ответить мне нечего. Да и откуда мне было взять ответ? Она думала об этом всю жизнь, а я – только тогда, когда совсем не было денег, и судьба человечества поэтому волновала меньше…