– Это правда. Миссис Этли считала меня деревенщиной.
– Понимаю.
– Ты знаешь, Рэй, я всегда уважал судью, но слез на похоронах его супруги пролилось очень мало.
– Не стоит сейчас о похоронах.
– Прости.
– Что говорилось в составленном тобой завещании?
Гарри Рекс положил некролог на стол, опустился в кресло, повернул голову к окну и медленно заговорил:
– Судья намеревался продать имение и передать вырученные средства в доверительную собственность. Я становился доверенным лицом с правом распределения финансов между наследниками. Но первая сотня тысяч предназначалась на то, чтобы выкупить особняк. Судья хотел передать дом в твою безраздельную собственность. Считал, что именно эту сумму задолжал Форрест.– Гарри Рекс кивнул в сторону качалки.
– Какой абсурд!
– Я пытался отговорить его…
– Слава Богу, что завещание сожжено.
– Воистину. Судья и сам сознавал нелепость сложившейся ситуации. Он всего лишь рассчитывал спасти Форреста от него самого.
– Такие попытки отец предпринимал в течение двадцати лет.
– Он продумал каждую мелочь. Особняк был завещан только тебе. Естественно, подобный оборот вызвал бы новые распри. Затем судья вдруг понял: жить здесь ни один из сыновей все равно не станет, и попросил меня составить завещание, по которому имение передавалось бы церкви. Я выполнил просьбу, однако судья отказался подписать окончательный вариант. Дело, видишь ли, заключалось в том, что Палмер вступил с ним в дискуссию по вопросу смертной казни. Старик пришел в ярость. Сказал, пусть лучше имение после его смерти продадут, а деньги пожертвуют какому-нибудь благотворительному обществу.
Гарри Рекс с хрустом потянулся. В свое время он перенес две серьезные операции на позвоночнике и уже не мог долго оставаться в одной позе. Сложив на груди руки, он продолжал:
– Думаю, судья призвал тебя с Форрестом потому, что хотел обсудить, как лучше поступить с имением.
– Зачем тогда было сочинять последнее завещание?
– Этого мы уже никогда не узнаем. Может, его замучили боли. Может, сказалась привычка к морфию, со стариками такое случается. Может, чувствовал приближение смерти.
Рэй глянул в зрачки генерала Натана Бедфорда Форреста, уже почти столетие сверлившего кабинет судьи суровым взглядом с портрета. Отец, без сомнений, сознательно выбрал в качестве своего смертного одра кушетку – герой Гражданской войны наверняка оказал ему моральную поддержку в последнюю минуту. Генералу на портрете было известно все: точное время и причина смерти судьи, тайна происхождения денег, имя полночного грабителя.
– А Клаудии он хотя бы раз что-нибудь отписал?
– Нет. Он не забывал обиды, сам знаешь.
– Утром Клаудиа заходила сюда.
– Зачем?
– Думаю, поживиться. Сказала, что судья обещал позаботиться о ней, интересовалась завещанием.
– Ты удовлетворил ее любопытство?
– Был счастлив сделать это.
– С ней все будет в порядке. За женщин можешь не беспокоиться. Помнишь старину Уолтера Стургиса из Кэрауэя, прижимистого строительного подрядчика?
Гарри Рекс запросто общался едва ли не с каждым из тридцати тысяч жителей округа, белых, чернокожих или мексиканцев.
– Боюсь, нет.
– Говорят, у него припрятано около полумиллиона наличными. Так вот, Клаудиа уже вышла на охоту за денежками. Подцепила Уолтера в местном клубе за ленчем. Теперь Стургис хвастается перед друзьями, что «Виагра» ему больше ни к чему.
– Крепкий, видать, парень.
– Она его сломает.
Форрест за их спинами беспокойно завозился, и оба некоторое время хранили молчание. Затем Гарри Рекс раскрыл тонкую папку, что была у него с собой, и сказал:
– Вот оценка имения. В конце прошлого года мы пригласили сюда риэлтора из Тьюпело, лучшего специалиста во всем штате.
– Сколько?
– Четыреста тысяч.
– Продано.
– По-моему, он даже перестарался. Судья, естественно, считал, что особняк вместе с участком земли стоит миллион.
– Естественно.
– На мой взгляд, реальная цена ему триста тысяч.
– Нам не получить и половины этой суммы. Каковы были критерии оценки?
– Здесь все указано. Общая площадь особняка, участка, вид из окон, цены на аналогичные имения.
– Интересно. Приведи-ка пример.
Гарри Рекс порылся в папке.
– Пожалуйста. Постройка того же года, примерно той же площади, тридцать акров земли, в окрестностях Холли-Спрингс два года назад ушла за восемьсот тысяч долларов.
– Здесь не Холли-Спрингс.
– Разумеется.
– Клэнтон – захолустный городишко, большинство домов в нем руины.
– Хочешь предъявить иск риэлтору?
– Хочу заглянуть ему в глаза. Сколько бы ты дал за особняк?
– Ни цента. Пива выпьешь?
– Нет.
Гарри Рекс скрылся в кухне, чтобы минуту спустя вернуться с высокой банкой «пабста».
– Не знаю, что судья находил в этой марке,– буркнул он.
– Его любимое пиво.
Гарри Рекс оглянулся на неподвижно лежавшего в качалке Форреста.
– Сдается, твоего брата не очень-то волнует судьба имения.
– Как и Клаудиа, он думает только о деньгах.
– Они-то его и погубят.
Значит, и Гарри Рекс того же мнения, подумал Рэй, выжидая момент, когда гигант приблизится к столу: ему необходимо было видеть глаза своего собеседника.