Повестка без адреса

«Старость… — брюзжал он. — Незаметно превращает в скотов…»

Теперь он часто жаловался.

Душа не семечки — не выплюнешь, и если заболит — навсегда…

«Притихни, ругачий!» — шикали из темноты.

Но он пропускал мимо.

Пока не припекло, мнишь о себе, думаешь, пуп земли, возносишься до небес. А всё буднично: увозит «скорая», унизительные анализы, пичкают разной дрянью — последние часы отравляют…

Его передёрнуло.

Дубина-врач диагноз залепит, и пиши — пропало, никаких тебе фанфар. А ведь после каждой смерти солнце должно меркнуть! Нет, неладно что-то в мировом устройстве, раз смерть превратилась в статистику…

Он сплюнул, растерев слюну каблуком.

И нет ни сильных, ни слабых, за силой кроется толстая кожа и бедная фантазия. А как представишь последствия — шага не ступишь…

Подвернув кальсоны, он прикрыл дырку на щиколотке.

Говорят: сильные прячут чувства. Но хорошо скрывает тот, кому нечего скрывать…

«Что ты нам голову морочишь?» — вздохнул кто-то, точно кнутом хлестнул.

Нет, нет, вы послушайте! Вот какое у меня наблюдение. Своего рода, парадокс… Юношей много читаешь, но в жизни ничего не смыслишь, потом — совсем не читаешь, но знаешь всё. Рано или поздно у каждого наступает просветление…

Он заторопился, ему казалось, что терпение слушателей вот-вот лопнет.

Да, в юности трудно увидеть мир в истинном свете и не сойти с ума. А в старости видишь всё сквозь бляшки в мозгу…

«Короче!» — наступали ему на пятки.

Конечно, конечно…

Он перескакивал с темы на тему, как воробей по веткам.

Вы замечали: в больнице люди добрее. И религиознее. Это потому, что у больных и здоровых разные боги.

Я хочу сказать, Бог един, только верит в него каждый по-своему, правда?

Ему не отвечали.

Часто моргая, он корчился на стульчаке, запершись в уборной.

А потом долго не мог уснуть, повторяя нацарапанные на стене строки:

«Ударив по затылку, сунули в бутылку, вода ли там, моча ли — об этом умолчали!»

И беспокойно ворочался, натягивая простыню на горбатый нос.

Ему назначили сиделку, на которую изливались ночами его соловьиные трели.

И всё же теперешние времена слишком земные. Вместо сердца все слушают, куда ветер дует. Но счастье не жар-птица — за хвост не ухватишь! До него достучаться нужно, пробудить… Вы согласны?

Сиделка полусонно кивала.

Да, счастье внутри. Но это немногие понимают. Вот и бегают с высунутыми языками, гоняются чёрт знает за чем! А напрасно: мир — опытный карманник, как ни крутись, всё равно оберёт…

Сиделка отвернулась.

Ах, кабы знать это сызмальства! Но опыт, как розги — его только на своей шкуре чувствуешь. Есть ещё, правда, религия… Конечно, религия — это попытка увидеть истину в кривом зеркале. Но другого — нет…

Сиделка набрала шприц.

Да, жизнь была долгой, многое повидал. Впрочем, и вы не молоды, верно, освоили земную конституцию, заметили, что с моралью, как с гангреной — долго не протянешь…

Сиделка сделала укол.

Спасибо, совсем не больно… Если бы у судьбы были такие же руки…

Сиделка улыбнулась.

Вот я жил… А зачем? Жену бросил, написал несколько бездарных книг. Учить всех пытался, наставлять. А сына не воспитал! Я ему Пушкина, а он мне: «По улице гей гонял голубей, у гея стоял “воробей”…» Представляете? Их поколение…

Внезапно Антон Галактионович осёкся. Он вдруг вспомнил наивного Тараса Безубяка, жевавшего селёдку усатого швейцара, учителя богословия, старавшегося быть современным, мальчишку с котом, огромного батюшку, похожего на конус…

И понял, что каждый прикован к своей судьбе.

Простите, я вас утомил… Страшно — вот и болтаю…

Сиделка спала.

Он очнулся мгновеньем раньше и сразу понял, что уже умер.

«Что ты вынес из мира?» — пронзил его неземной голос.

Там пошлость и кровь…

Он чувствовал, что говорит не то, но шёл напролом, как чёрт по бочкам.

…и кто только выдумал земную конституцию…