Повестка дня — Икар

— Выслушайте меня, Эван. Я не обманываю себя. Я хорошо сознаю, что не обладаю ни воображением, ни интеллектуальными способностями Джефферсона, Адамса или Медисона, Линкольна, Вильсона или Гувера — да, я сказал — Гувера, этого блистательного злоумышленника, — или ФДР[17], Трумэна, Никсона, — да, Никсона, чей изъян заключался в его характере, а не в его геополитических воззрениях, — или Кеннеди, или даже великолепного Картера, который был слишком умен для хорошей политики. Но сейчас мы вступили в совершенно другую эпоху. Рыбы уступили место Водолею, век расцвета телевидения, немедленная, мгновенная связь. Чем я действительно обладаю, так это доверием людей, потому что они видят и слышат человека. Я вижу упадок духа нации, погруженной в самобичевание, и это рождает во мне гнев. Черчилль как-то сказал, что демократия может иметь множество недостатков, но это лучшая система, которую изобрело человечество. Я верю в это и верю во все банальные стереотипы, гласящие, что Америка — самая великая, самая сильная и самая великодушная страна на Земле. Можете назвать меня мистером Простаком, но я действительно в это верю. И люди это видят и слышат, так что мы вовсе не так уж плохи… Все мы видим в других свое отражение. Я наблюдал за вами, слушал вас, прочел все, что говорили о вас другие, и имел длительную беседу со своим другом Эммануэлем Уэйнграссом. При всем моем скептицизме я пришел к убеждению, что эта работа как раз для вас, хотите вы того или нет.

— Господин президент, — мягко перебил его Кендрик. — Я ценю все, что вы сделали для нации, но если быть откровенным до конца, то между нами существуют большие различия. В некоторых областях вы проводите политику, которую я никак не смогу поддержать.

— Боже мой, я вовсе не прошу вас об этом!.. Ну, разумеется, на людях я предпочел бы, чтобы вы были посдержаннее, когда речь идет о спорном предмете. Я верю вам, Эван, и не хочу вас потерять. Убедите меня. Скажите мне, где я неправ, — без страха и лести, — это как раз то, что нужно! Я знаю, что меня иногда заносит, и в таких случаях меня следует вовремя остановить. Спросите мою жену. Два месяца назад, после последней пресс-конференции, я поднялся в нашу кухню в Белом Доме и, конечно, надеялся услышать что-то вроде поздравлений. Взамен услыхал: «Ты что же, в самом деле, себе воображаешь? Что ты — Людовик Четырнадцатый со всеми королевскими регалиями? У тебя не больше соображения, чем у осла!» А моя дочь, которая как раз у нас гостила, пообещала подарить мне на день рождения учебник грамматики… Я не преувеличиваю свои возможности, Эван, но я знаю, на что способен, в особенности если моими советниками будут лучшие люди. Вы вычистили всю грязь. А теперь приступайте к работе.

— Повторяю, я не гожусь для этого.

— Народ считает, что годитесь, и я такого же мнения. Не обманывайте себя, вас могли вынудить баллотироваться, но отвергнуть вас — означало бы нанести оскорбление миллионам избирателей. Средства массовой информации ясно дали это понять.

— Средства массовой информации? Так вот из-за чего сыр-бор?

— Да, нравится нам это или нет, но теперь именно они зачастую определяют ход событий. И пусть уж лучше они поддерживают таких людей, как вы и я, чем таких, как Чингисхан или Адольф Гитлер. Несмотря на наши различия, мы все же стремимся спасать, а не разрушать.

Пришла пора Кендрику повнимательнее вглядеться в лицо президента Соединенных Штатов.

— Бог мой, да вы — волшебник!

— Это входит в арсенал моих профессиональных средств, господин вице-президент, — произнес Дженнингс, ухмыляясь. — Это да еще честность и стойкость в убеждениях.

— Не знаю, что и сказать. Право, не знаю.

— Зато я знаю, — вмешалась Калехла, беря Эвана за руку. — Я думаю, что офицеру Рашад следует подать в отставку.

— Да, вот еще что, — сказал президент Лэнгфорд Дженнингс, подняв брови. — Вы должны пожениться. Не подобает моему заместителю жить во грехе. Представляете, какой шум поднимут все эти евангелисты, которые приносят столько голосов, когда обнаружится истинное положение вещей? Это совершенно не соответствует моему имиджу.

— Вашему, господин президент?

— Да, господин вице-президент.

— Прекратите.

— Охотно, сэр. Но я хотел бы кое-что добавить, чтобы внести ясность в этот вопрос, — только, ради Бога, не говорите моей жене. После двух наших размолвок мы прожили вместе двенадцать лет, и у нас родилось двое детей. Мы обвенчались в Мехико за три недели до заключения конвенции. И на этот раз это действительно государственный секрет.

— Я никому не скажу, господин президент.

— Я знаю. Я верю вам и нуждаюсь в вас. И если мы станем работать рука об руку, это пойдет только на благо нашей нации — в особенности это касается вас.

— Я не уверен в этом, сэр, — сказал Эван Кендрик.

— Зато я уверен… господин вице-президент.

У входа в президентские апартаменты вновь зазвонил звонок. Четыре коротких прерывистых звонка, не более чем в полсекунды каждый.