– Пошто пригорюнился, полусотник? Али мыслишь, я тебя в грязь мордой сунул? Видать, отказались твои дружинные приговор мой исполнять… Сам ручки попачкал. – Воевода подсел на лавку около дружинной избы, где опять собралась неразлучная троица да Петр, тихонько сидевший прикрыв глаза и будто бы не обращающий внимания на завязавшийся разговор.
– Да я и не предлагал, – задумчиво ответил Иван. – Сам привел в исполнение. Негоже других грязным делом заставлять заниматься, по крайней мере ныне. А мордой сунул ты меня правильно, а то я больно белый да пушистый стал, смотреть тошно. А что пригорюнился я, так то верно – тяжко связанных жизни лишать.
– Эк… А мне мнилось, возопишь ты и правду искать кинешься. В вину мне поставишь, что принижаю достоинство твое. Опять ты меня удивил, – вскинул брови воевода.
– Думаешь слишком хорошо обо мне… Я ведь чуть не отпустил одного из новгородцев. Один-то тупо принял свою судьбинушку, молча подошел, голову склонил… Другой кричал, грозился карами земными и небесными, если живота его лишу, под конец слюной изошел, на визг перейдя… А третий – тот жалостливо так попросил крестик нательный матушке передать да монетку золотую, что в пояске у него при обыске не нашли. Одна, мол, она младших сестричек его поднимает, по миру пойдут они без него. По бедности великой он и к Слепню нанялся.
– И ослобонил бы его, – махнул рукой Трофим. – Мыслишь, кару на тебя бы наложил какую? От кого другого не стерпел бы, а на тебя… как-то привычно стало для меня, что волен ты во многих поступках своих. Да и обида на ушкуйников прошла, тем паче главный обидчик в петле раскачивается.
– И освободил бы, хотя и не мыслил сие для себя без наказания. – Иван растер лицо ладонями, прогоняя усталость и напряжение последних часов. – Да увидел вдруг, как на этого третьего охолопленный новгородец смотрит брезгливо так. Отзываю его в сторону, спрашиваю – чего это он? Молчит, взгляд отводит. Ну ладно, за Мокшей посылаю, с того спрос веду поодаль. Оказывается, этот обездоленный как раз и тащил Радку на ушкуй да похохатывал над тем. Кинул я взгляд назад невзначай. И такой ненавистью меня мельком обожгло, пока он думал, что не вижу я. В общем, удавил я его.
– Хм-м… а холоп-то новый не столь отвратен, как погляжу, да и соображение имеет. Прав ты был, спросив проверку ему учинить. И как заметил, что знак он мне подал?
– Того кивка слепой не заметил бы. И спаси Бог тебя за то, что давнее обещание выполнил.
– Про холопов? Так я токмо мысли свои довел до общины, что не вижу я нужды в них. Истину ты при первой встрече сказывал. Стеречь их надобно, да и удар в спину получить всегда можно. Холопы-то сплошь из воев ныне нам попадаются.
– Это ты просто еще не домыслил, к чему речь твоя привести может. Вот когда поймешь, тогда удивишься, – печально улыбнулся Иван.
– До сей поры не пойму, пошто ты те слова с меня вытребовал…
– Узнаешь, да не на сей год и не на следующий. Слово твое не птаха, а целая стая, сначала ты от холопства откажешься, потом к тебе люд холопский бежать начнет, а потом…
– Далее можешь не сказывать, – досадливо крякнул воевода. – Войной рати княжеские на нас пойдут – за этими беглыми холопами. Токмо пустословишь ты. Беглых не примем мы и хозяевам их возвернем обратно.
– Пошто? В холопах иной раз вольные люди оказываются. Пойдет какой князь соседнего воевать, возьмет на копье городишко евойный, да всех его жителей к себе на землю осадит. За что им такое? – саркастически вопросил Иван. – По мне, так леса тут бескрайние, слона спрятать можно… Зверь это такой, поболее медведя раз в десять, в полуденных странах водится… Да не пытаюсь я зубы заговорить, не смотри так. Никто на конфликт тебя не толкает с князьями. Но и заворачивать беглых людишек не надо бы. Спроса от них требовать не станешь – так никто и лжи не утворит…
В разговор наконец вступил Радимир, посетовавший сначала на боль в спине, а потом попенявший Ивану, что тот все более о грядущем беспокоится: нет бы насущные проблемы его волновали.
– Все ты про княжескую власть худое толкуешь, а не поймешь, что без нее не было бы Руси. Изрубили бы друг друга по причине ссор своих.
– Нет, неверно ты понимаешь слова мои, – категорически замотал головой Иван. – Если бы отрицал я все хорошее, то глупцом был бы. Всякая власть плоха по сравнению с тем, чего люди от нее хотят. Княжеская или другая какая. Даже был бы един князь на всю Русь и не было бы усобиц, все равно от глупости или лености его или детей евойных не уберечься. Сдерживать его кто-то должен или направлять – я говорил про совет какой-нибудь из малого числа людей, кто бы законы вершил и через которых сам князь не мог бы переступить.
– От что ты замыслил… Это как Божью власть сковать препонами? Богохульствуешь ты, Иван… – повысил голос Радимир.