Повидаться с внучкой

Через какое-то время (здесь не было ни дней, ни ночей, и оно шло совсем по-другому, точнее сказать, и вовсе не ощущалось, как будто и понятия такого не существовало, ибо не нужно было никому, да и незачем) Гриша стал знать: от кого вылетают искорки, у тех или остались на земле незаконченные большие дела, или неотплаченная месть. И они никак не успокоятся. Те, которые выглядят бледно-синими, забыли прежнюю жизнь и дела. А тех, которые побледнели так, что еле заметны, точно тени, понемногу отправляют на другой уровень.

Чем дольше был Гриша на этом восьмом уровне, тем большая тоска овладевала им. И по Даше, и по дочери, и по так и не увиденной внучке. Кроме этого, по долгом размышлении, начал сожалеть, почему так, а не иначе решил развязать сложившийся узел. Неужели нельзя было разобраться по-хорошему? Надо было извиниться перед Дашей, попросить прощения за все те ошибки, которые он совершил в своей семейной жизни и которые стали причиной того, что ушла к другому. Может, подумала-подумала бы да и вернулась к нему. Ведь тоже не шутка — вырастить двоих дочерей да на ноги поставить. Это на свалку не выкинешь. Ну пусть, пусть виновата перед ним, да ведь и он, если признаться, был птицей не всегда с белыми да чистыми перьями. И у него грехов перед Дашей наберётся немало. Всяких. Простили бы друг друга, и жизнь бы пошла по-старому. А точнее — по-новому. Теперь бы уж вёл себя по-другому. Ничем бы не обидел Дашу и во всём потакал бы ей.

Так невмоготу становилось иногда, аж искры с треском сыпались с него. Но ничего не сделаешь — отсюда не вырваться. На Землю дорога заказана. На веки вечные. И от этого ещё тошнее.

Однажды один знакомый сказал ему:

— Гляжу на тебя, мужик — ох, как ты хочешь обратно в прежнюю жизнь!

— Может, и так, — не стал скрывать своего желания. Оно, собственно, и не скроешь: искры ни от кого не спрячешь.

— Обратись к Иерархам, может, и отпустят… На время.

— Куда?

— Куда стремишься. На Землю.

— Разве так… бывает? — не верил Гриша своим ушам. — Неужели отпускают?

— Слышал — отпускают. Только редко.

— А ты сам как?.. Не пытался?

— Нет. Мне там делать нечего… Да и не отпустят, знаю… Грехи слишком тяжкие.

— И как найти Иерархов?

— Не ищи. Сами позовут. Если пожелают встретиться. На то они и Иерархи. Всё слышат, всё знают.

После этого разговора окреп духом. Оказывается, кое-кого отпускают. Почему бы такому не быть и с ним? Ведь ему так надо обратно, так нужно! Теперь только одно и было в голове — как бы поговорить с Иерархами. Обратно. Домой. На Землю.

Однажды понял: услышали. Не мог бы объяснить самому себе, но как-то знал: его услышали. И в самом деле: скоро стоял перед теми же стариками. Они долго смотрели на него, так же пристально и жёстко, как и при первой встрече.

— Чего хочешь? — спросил, наконец, один из них.

— Вернуться на Землю, — не сказал даже, а точно выдохнул Гриша и весь сжался, как пружина. Ярко-голубые искры от него полетели косяком.

— Зачем?

— Прощения хочу просить у жены.

— Ей этого не надо.

— Это нужно мне самому. Тяжко…

Грише показалось, на него глянули по-другому.

— Надо было думать раньше.

— Ума не хватило. Только теперь понял.

— И что изменится?

— По-другому жить стану.

— Теперь тебе нет места среди земных людей. Сам отделился от них. Человека убил.

— Я никого не убивал. Они живые.

— Это мы не позволили. Но ты убил себя. Когда стрелял в них, тогда в себе человека и убил. А тебе жизнь была дарована не для этого.

— Да ведь я…

— Сказано было: какое право имеешь умерщвлять жизнь, которую не ты подарил? Не послушался нас! Презрел запрет. А это — грех великий.

— Неужели… со мной тогда говорили вы?

— Думал, сам с собой споришь, что ли?..

— Я… я не знал…

— Дело не в этом. Каждому человеку, кроме души, при рождении даётся свобода воли — поступать так или иначе. От этого зависит жизнь его и счастье. Каждый выбирает дорогу сам. Пенять не на кого. Всё даётся всем одинаково. Только не все одинаково используют это.

— И как же быть?..

— Никак. Иди назад.

Старики пропали, точно их и не было. А он — на том же восьмом уровне…

Мысль попасть на Землю теперь не оставляла Гришу. Чем дольше находился здесь, тем крепче становилось это желание.

Настало время, когда снова поставили перед Иерархами.

— Тебе уже было сказано: убийцы к людям больше не возвращаются.

— Тогда куда?

— Это не твоя забота… Куда уж отправят. Выбирать не станешь…

За упрямством Грише никуда ходить не надо. Каким настырным был в той жизни, таким остался и здесь.

Потому скоро в третий раз стоял перед Иерархами.

— Перестанешь или нет надоедать нам? — жёстко спросили его. — Объяснили уже: на Земле тебе делать больше нечего. Выкинь эту мысль из головы.

— Мне бы хоть на немножко. У жены прощения попросить. Теперь всё понял. И очень хочется увидеть внучку. Я ведь ради неё и приехал тогда в Москву. Но так и не увидел. Какая хоть она?