Повинная голова

В Китае вместе с хунвэйбинами он избил ногами и прикончил дубинками «гнусного уклониста» и обрил наголо знаменитую артистку Пекинского оперного театра, обвинив ее в ревизионизме. После этого она выбросилась с одиннадцатого этажа. Что ж, одно очко в пользу маоистского Китая — у них там есть одиннадцатиэтажные здания.

В Бразилии он вызвал страшное наводнение — больше тысячи погибших и пропавших без вести.

Дальше выяснилось, что он слишком быстро размножается. Если так пойдет, то планета скоро не выдержит и треснет под тяжестью четырех миллиардов жителей. Неудивительно: ему всегда говорили, что он слишком много трахается.

Кроме того, он устроил землетрясение в Чили и убил в Париже старуху, чтобы украсть у нее тридцать франков. В Лионе в довершение всего он избил до смерти свою трехлетнюю дочь.

Зато в Германии он изобрел новое удобрение, которое может даже самую скудную почву сделать плодородной. Наконец-то евреи станут для этого не нужны.

В Индии он оставил толпы людей умирать с голоду, а в Нигерии уничтожил двадцать тысяч человек из враждебного племени, включая детей и женщин.

В общем, старый девиз «Женщин и детей вперед» на глазах менял значение и для поколения самое позднее 2000 года обещал обрести новый смысл, неизвестный благородным капитанам прошлого.

Он прочел также, что его брату Океану грозит опасность, ибо он, Кон, вылил в его воды сотни тонн мазута, а заодно отравил воздух в городах окисью углерода. И в довершение всего отказался сдать в Париже комнату какому-то студенту из-за того, что он негр.

Кон страдал. У него болело все тело — от Северного полюса до Южного, на западе и на востоке. Он наглотался аспирина и среди ночи попытался найти прибежище между бедер Меевы, а она пробормотала: «Ох, как же тут москиты кусаются!» — и даже не проснулась. Кона охватило чувство бессилия, которое проявление мужской силы только обострило. Люди все-таки неправильно употребляют выражение «мужская сила». Однако он проявил ее еще раз и остался собой доволен. Определенно у него была очень богатая внутренняя жизнь.

Наутро он выглядел так скверно, что Меева, ни слова не говоря, потянулась к бутылке касторки. Кон раскричался: у них с Гогеном по крайней мере одна общая болезнь — геморрой, и врач сказал, что все из-за этой вечной касторки, которой она его пичкает. И в самом деле, перед приходом туристов у него начались адские рези в заднем проходе, как будто там поворачивали кинжал. Он засунул туда палец, нащупал что-то твердое, ловко подцепил и, вопя от боли, извлек наружу инородное тело.

— Кон! Что с тобой?

Кон с изумлением смотрел на крохотный, не больше рисового зернышка, круглый кусочек металла. У него не было ни малейшего представления, что это такое. Одно он понимал ясно: невзирая на его двухлетние старания освободиться от мира и от самого себя, очиститься, причем не только в физиологическом смысле, предмет, только что извлеченный им из собственного зада, не был ни миром, ни им самим, хотя ему тут же вспомнились бессмертные слова Гамлета: «Я мог бы замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства» [45].

Меева осторожно потрогала загадочный предмет.

— Что это за железка, а, Кон?

— Что бы это ни было, раз она оказалась там, значит, я ее проглотил и…

Он пристально вгляделся в кусочек металла. Ужас шевельнулся в нем. Он побледнел.

— О господи! — прошептал он, едва не лишившись чувств.

Он выбежал из хижины, схватил кокосовый орех и. положив шарик на камень, разбил его, орудуя орехом как молотком. Ему хватило одного взгляда. Перед ним был микроскопический передатчик УКВ, своего рода рыболовный крючок современных спецслужб, который они ухитряются дать заглотать тому, кого боятся упустить. Эта электронная дрянь испускала волны на три километра, а то и дальше. Гады, они наловчились засовывать микрофоны в маслину из мартини, вставлять «жучки» в стены…

Они нашли его. Они знают, кто он такой. Вот почему сам губернатор не удержался и приветствовал его.

Но кто, где, каким образом заставил его проглотить это проклятое чудо техники?

На миг у него мелькнула действительно непереносимая мысль, он бросил подозрительный взгляд на Мееву, но в ту же секунду догадался.

— О дьявол! — взвыл он. — Конфеты! Чертов монах! Легавый!

Кон кинулся в дом и схватил коробку конфет, которую ему оставил Тамил: он приносил их каждый раз, когда появлялся на полуострове. В коробке оставалось еще около двадцати штук.

Кон взял одну и ударил по ней орехом — электронные внутренности крохотного передатчика вывалились на камень. Кон хотел сесть, но у него подкосились ноги, и он потерял сознание.

XXXIV. Профессионалы

Человек, чье имя было не Виктор Туркасси, хотя именно так он зарегистрировался поза-вчера в гостинице, сидел в пижаме на краю кровати и, стуча зубами, пытался надеть носок.