Повинуюсь и слушаю

— Я се говорю — напугался. Давно людей не видел. И хотел вас напугать, стобы вы как мосно быстрее отсюда убрались. Тут мои семли, тут моя отсисна, тут мой дом родной, — вздохнул лохматый путешественник.

Соловей начал потихоньку шевелиться. Мне кажется, или он в самом деле состроил фигуру из трех перьев и исподтишка показывал в мою сторону?

Я уже набрала полный карман ягод. Пусть карман будет испорчен, зато моя месть будет очень коварной. Сегодня вечером кому-то придется горько пожалеть о насмешках надо мной. И это сожаление в самом деле будет очень и очень горьким. Из груди вырвался смешок:

— Муахихик!

Видимо, я слишком громко выражаю свои эмоции, если существа на поляне вздрогнули и повернулись ко мне.

— Снаете, луссе я пойду, а то у вас какая-то девуска странная. Покусает есё, а мне потом придется уколы ставить от бесенства… — задумчиво проговорил оборотень, посматривая в мою сторону.

Нет, не показалось. Соловей и в самом деле показывал фигуру из трех перьев. Ещё и клювиком щелкал, пичуга неразумная. Почему-то захотелось подойти к неё и гаркнуть на ухо, чтобы окончательно прочистить то, что этот певец считает мозгом.

— Не обращай внимания. Она у нас смирная, особенно по ночам, когда спит зубами к клену, — махнул рукой Драмир.

— А у нас тут нет кленов, и вообсе, кроме дубов и сосен только бересы и тополя.

— Что же, значит остается вам только посочувствовать. Примите добрый совет — держитесь от нас подальше и тогда доживете до преклонной старости. Кстати, а почему с тобой соловей?

— Прибилась птаха, вот и коротаем с ней время. Срет немного, так что не объедает.

— Чего делает? — не могла я удержаться от смешка.

Нет, понимаю, что над «фефектами фикции» смеяться грешно, но порой эти «шепелявики» такое выдают.

— Кусает мало, — ответил смутившийся оборотень.

— А чем она кусает? Зубов-то нет, — я мстила и мстя моя была страшна.

Соловей и из второго крыла слепил знакомую фигуру. Я мило улыбнулась в ответ.

— Ест она по суть-суть. Ну сего она снова драснится? Пусть перестанет, а то я обисусь и уйду, — оборотень повернулся к Драмиру.

Мой сопровождающий исподтишка подмигнул мне, а сам сочувственно кивнул оборотню, даже погладил его по макушке, отчего хвост оборотня дернулся пару раз.

— Она больше не будет. Правда, Анна?

Приходится скромно потупиться и кивнуть. Всегда улыбалась над этой фразой «скромно потупиться». Тупить порой так приходилось… и скромности там было такое количество, что ни вздохнуть, ни охнуть.

Мой творческий бенефис проходил на пять с плюсом, и зверюга окончательно успокоилась. Соловей тоже отвернулся от моей скромной персоны. Такой шанс подойти и гавкнуть…

— Тогда ладно. А сего вы сдесь рысете? На пятые тоськи приклюсений исете?

— Нет, нам троим нужен колдун. Чтоб настоящий, не болтун. Люди его Корнем кличут, не знаешь — где этот шалун? — вставил свои десять копеек Зверобой.

Ну да, как же без него. Ещё ножку отставил и губу оттопырил, чтобы на Маяковского походить.

— Нет, сто-то слысал, но сам не видел. Вроде он в Ледяных горах обитается. Так сто вам туда надо. Ладно, саболтался я с вами, а мне есё надо посты проверить. Вы это, если услысыте волсий вой, то не пугайтесь. Это мои слуги вас будут провосать. Стобы нисего не слусилось.

— Твои слуги? — пришла моя очередь щуриться.

А что? Не всё мужчинам это делать. Я тоже могу.

— Ну да, мои слуги. Я се Волсий пастырь, а они мне подсиняются. Ладно, некогда мне тут с вами. Пока-пока. И это, если буду нусен, то только посовите и я приду. Ну, если рядом буду.

Оборотень сделал прыжок, от вида которого все кузнечики передохли бы о зависти, и скрылся в лесной чаще. Лишь протяжный удаляющийся вой показывал, где находится эта зверюга. И в его вой вплетались насвистывания соловья.

— Что же, пойдем дальше? И это, Анна, в следующий раз, когда надумаешь поорать… Предупреждай заранее? Ладно? — улыбнулся Драмир.

— Хорошо, буду предупреждать, — ответила я с милой улыбкой.

Я перебирала в кармане ягоды и ждала вечернего привала — вот там я смогу вволю наулыбаться. Вот там я буду отомщена за все нападки!

Вечер пришел также неожиданно, как и в остальные дни. Облака на горизонте окрасились в запрещающий цвет светофора, и на лес накинулись сумерки. Они размывали очертания и окунали всё в один сплошной грязно-зеленый цвет.

Мы вышли на очередную лесную полянку. Осока, мох, чертополох. Всё как на предыдущей сотне полян. Сосны нависали хмурыми великанами, снизу их подпирали чахлые елки. Стрекот цикад единственное, что сопровождало наши шаги. Птицы уже перестали орать и попрятались по своим гнездам и дуплам. Пора бы и нам где-нибудь притулиться. Неизвестно — когда ещё встретим удобную полянку, а эта подвернулась как нельзя кстати.

— Ребята, мы так и будем брести по ночному лесу? Может, остановимся на ночлег? Или в этом мире никогда не спят? Как в песне про Москву? — спросила я и подпустила нотки жалости в голос.