Повитель

Но после расправы Зеркалова с мужиками, после слов отца: «Видал, сынок, кто правый-то теперь?» — опять застучала в голове, не давая покоя, мысль: «И в самом деле… Ведь пока только Анна Туманова признает мое право. Только Анна… Ну нет, врете! Зря тогда не сказал им, куда Дуняшка побежала… Ладно, еще посмотрим. Что же, попробую для начала в город съездить. Может, потом не только Анна признает меня…»

В порыве смелости, которой он сам в себе не подозревал, Григорий решил ехать в город. Вот уж погрузили мешки…

Но услышал топот коней Гордея Зеркалова, уходящего из села, и пропала, улетучилась, как дым, минутная смелость. А назавтра, увидев в окно Федора Семенова и Андрея Веселова, снова почувствовала над собой занесенный топор…

Григорий залег в горнице, как медведь в берлоге

Отец его, напуганный внезапным возвращением Веселова, тоже примолк.

Когда Гордей снова появился в Локтях, Петр облегченно вздохнул. По мере того как Зеркалов устанавливал прежние порядки, Петр Бородин стал увереннее ходить по дому, опять стал заглядывать в завозню. И вот однажды надел новую, чуть не до колен рубаху, жидкие волосенки смазал деревянным маслом.

— Чего вырядился? Праздник, что ли? — спросил угрюмо Григорий.

— Вроде бы… начинается… — охотно ответил отец и, подсев к сыну, тронул его за плечо: — Слышь-ка, сынок…

— Чего тебе? — сердито спросил Григорий.

— Да ничего, так… Зря все же в город-то не…

— Знаешь что, батя?! — приподнявшись на кровати, так вскрикнул Григорий, что отец пушинкой отлетел к двери и закрестился.

— Свят, свят… Лежи уж, бог с тобой. Лежачее дерево быстрей гниет.

Несколько дней старик даже не заглядывал к нему в комнату. Потом стал заходить, сперва раз в день, потом два, три. Опять садился у окна и молча смотрел на озеро.

— Не смотри, не поеду, — предупредил Григорий.

— Да уж бог с ним, с городом, — покорно соглашался отец.

«Что-то больно быстро отступился, — думал Григорий. — Не похоже на тебя. Или с какого другого боку подъехать хочешь?»

Григорий угадал.

Однажды, посидев по обыкновению у окна, Петр Бородин кашлянул и начал:

— Так-то, сынок. Время-то такое…

— Не объезжай, говори прямо.

— Дык что прямо? Тут хошь прямо, хошь криво — туда же выедешь. Люди-то вон… добровольцами пошли к Гордею…

— Так что же? Иди и ты… — буркнул Григорий.

Выцветшие брови Петра Бородина чуть дрогнули. Однако он не хотел ссориться в эту минуту с сыном, через силу улыбнулся, тоненько хихикнув.

— С меня уж труха сыплется, какой вояка… — И быстро вздохнул маленькой, бессильной грудью. — О-хо, жизнь почти истаяла, как туча на небе! А все ж таки охота бы еще леток с десяток поболтаться средь людей… Так как же, сынок?

Григорий хмыкнул неопределенно, и Петр Бородин, еще раз вздохнув, отошел.

Но постепенно старик становился все смелее, настойчивее и уже прямо требовал, чтобы Григорий вступил в «святую армию Колчака».

— Даже вон Федот Артюхин при форме… Глядишь — человеком потом станет.

Но Григорий на все домогания отца отвечал односложно:

— Не хочу. Жить пока охота.

— Тьфу ты, ирод, в кого выдался, чертяка? — плевался сморщенный, точно высохший на корню, Петр Бородин. — Добрые люди с крестом да молитвой на святое дело… Я ведь сам оберегал тебя от солдатчины, когда… А теперь… за свое, за кровное…

— А я посмотрю. Со стороны виднее, — негромко отвечал Григорий.

— Много из горницы-то увидишь… Забился, как сыч, в темный угол. К бабке вон под подол еще залезь, прости господи..

— Из-под подола вылезти можно, а из гроба не встанешь… — лениво откликался через некоторое время Григорий.

Старик тотчас подскакивал к нему, тряс маленькой острой головой, похожей на куриное яйцо, махал руками:

— Эх ты-ы! — И, подняв вдруг глаза к иконам, голосил слезно, обиженно: — Господи! У других сыновья как сыновья, а ты, господи, и здесь меня щедростью обошел своей… — Потом бежал к двери, резким толчком распахивал ее и выскакивал на улицу. Однако быстро возвращался, с грохотом бросал в угол костыль. — Так и будешь лежать? — В голосе его звучала уже откровенная ненависть к сыну.

— Полежу пока.

— Под лежач камень и вода не течет… Хозяйство-то хиреет… Один конюшишко был — и тот ушел…

— Бог даст — поправим хозяйство.

— Бог, бог!.. На бога надейся, да сам не плошай. — И тянул нудно свое: — Люди-то вон за святое дело… Сейчас Игната Исаева сынка видел. Орел…

— А вдруг Андрюха вернется? — со злостью спрашивал Григорий.

Старик опять плевался и уходил. Григорий смотрел в потолок, вспоминал почтаря. Угадал, усатый дьявол! Разбудил, да уж и не дадут теперь уснуть, видно…

7

Круто заворачивала жизнь. «А что там, за поворотом?» — опасливо думал Григорий.

… Случалось, заставала его непогодь в открытом озере. Темные, тугие волны, играючи, бросали лодку с гребня на гребень, грозя каждую минуту потопить ее.