Повод для паники

Правильно беспокоишься, щенок: снаряд «метеора» в любом случае быстрее ракеты, так что уступи я тебе долю секунды при выхватывании оружия, с лихвой отыграю ее на выстреле. Рано еще записывать Гроулера в старики; опустей у него пороховницы, он давно покинул бы турнирную арену…

– Но ведь это же… это же… – Знающий объяснение всему и вся, сейчас Наум Исаакович затруднялся подобрать комментарий к услышанному. – Государственный переворот! Просто уму непостижимо!

– Вам придется смириться с этим, мой высокообразованный друг, – панибратски похлопал его по плечу арбитр. – Буду честен: ваши таланты позарез нужны новому правительству, поэтому вы не имеете права отказать мне в помощи. Считайте, что вас призвали на период кризисного положения исполнить свой гражданский долг.

– Я… я отказываюсь участвовать в вашей авантюре! – воспылал праведным гневом Кауфман. – Никогда!

– Что ж, в таком случае буду вынужден заставить вас силой… О, дьявол! Гроулер-сан! Немедленно опустите оружие! Выполнять! Это приказ!

– Я не на арене, чтобы подчиняться вашим приказам! – прорычал я, глядя на свору заговорщиков через прицел баллисты. Умница Кэрри со своим «самумом» шустро последовала моему примеру, замешкавшись лишь на пару секунд. – Любой, кто хоть пальцем тронет этого человека, будет иметь дело со мной! Все к стене, или я разнесу ваш чертов терминал! Дядя Наум, живо сюда!

– Повредите терминал – умрете все! – взвизгнул Санада, пятясь за спины ощетинившихся стволами «Всадников». – Я не выпущу вас живыми!

Толстяк был прав: два ствола против двадцати – невыгодный расклад. Кроме того, уже через секунду наше плачевное положение усугубилось. Не успел Кауфман сделать и шага, как Ахиллес молниеносно ухватил его за шею и прикрылся им словно щитом. Каролина рванулась было на выручку отцу, не иначе намереваясь сцепиться со своим бывшим кумиром врукопашную. Но я придержал ее – прежде чем она добежала бы до врага, Блондин успел бы три раза оторвать дяде Науму голову. Ахиллес скалился нам злорадной ухмылкой, однако так и не смог полностью спрятать за ней терзающий его страх. Царствующий ныне чемпион реал-технофайтинга боялся давно свергнутого с трона ветерана – неужели у меня получалось скрывать страх гораздо лучше? Вот уж не ожидал, поскольку свои трясущиеся поджилки я ощущал даже под доспехами…

– Ты проиграл, Гроулер! – находясь под защитой верной гвардии, рассмеялся арбитр. – Я даю тебе последнюю возможность присоединиться к победителям!

– Черта с два он к нам присоединится, и мы уже не раз это с вами обсуждали! – взревел Ахиллес, не сводя с меня лютого взгляда. – Вы заблуждаетесь, Хатори-сан, если думаете, что мы будем работать в одной команде с тем, кто подло прикончил лучшего из нас! Или вы забираете назад свое предложение, или мы выходим из игры! Я не шучу!

– Да, Гроулер, похоже, у тебя, как и у меня, больше нет выбора, – поморщился Санада. Разногласия с командиром своей гвардии именно в этот момент ему были абсолютно не нужны, поэтому он и пошел на попятную. – Советую бросить оружие и сдаться. Иначе сам понимаешь…

Я молчал.

– Даем тебе на размышление десять секунд, – поставил условие Ахиллес, крепче стискивая горло заложника. – После этого пеняй на себя.

Какой великодушный жест – десять секунд! Как он добр, наш всеми обожаемый чемпион! Поменяйся мы с ним местами, я не дал бы ему ни одной…

Удерживаемый Блондином, дядя Наум дышал часто и хрипло и не отрываясь смотрел на меня. Не на любимую дочь, за которую, безусловно, переживал, а именно на меня. Смотрел пристально, словно хотел без слов, намеком указать на что-то важное. А затем легко улыбнулся, подмигнул и едва заметно кивнул.

К своему великому сожалению, я его не понимал. Абсолютно.

А время, отпущенное нам, неумолимо уходило…

ЧАСТЬ IV КЛУБ ОЗЛОБЛЕННЫХ РЕНЕГАТОВ

Оптимизм – это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо.

Вольтер

Апокалипсис завершился столь же неожиданно, как и начался. Мне было сложно определить точную дату и время его окончания, и тому имелся ряд веских причин. Главной из них, конечно, являлось отсутствие механического таймера, с каким не расставался мой прагматичный друг Наум Кауфман. С того дня, как мы в последний раз видели его, умирающего, возле правительственного терминала, за временем я практически не следил. Поэтому неудивительно, если я обсчитался на несколько суток. Да-да, именно суток, поскольку на нулевом ярусе, в мире вечного мрака, невозможно было проводить даже такие элементарные подсчеты.