- Наташа, что ты делаешь! Это уже не шутки! Прекрати пожалуйста... - тем временем ему уже стало казаться, что запахло горелым мясом и он запаниковал - Наташа, ты с ума сошла! Вытащи паяльник! Выключи его скорее! Наташа! Ну хорошо, сдаюсь: один, девять, ноль, один… Это пин... Ну всё-ё! Я же сказал! Вытащи это из меня!!!
Наташа как будто бы не замечала его истерики: - Один, девять, ноль, один. Девятнадцатое января! День нашей свадьбы! Как мило с твоей стороны. А я-то думаю, как это он всё помнит? Каждый год цветы в этот день приносит! А он вон как это запомнил - через счет, который он же от жены и скрыл. Ну ладно, мы это еще сначала проверим. – Наташа начала вводить код в компьютер.
- На-та-ша! – продолжал истошно кричать Марат.
- Так! Хорошо! Не соврал! Всё сработало! - Наташа говорила и делала все нарочито медленно. Она наслаждалась тем состоянием паники, в которой пребывал ее муж. Все это тешило ее самолюбие и отвечало целям отмщения в гораздо большей степени, чем проведенная перед этим экзекуция, которую кстати Марат перенес стоически. Однако пар был уже выпущен, и накопившаяся в ней за последние месяцы злость постепенно сходила на нет. Но сменялась она не жалостью, а скорее презрением к этому некогда обожаемому ею существу.
- Наташа! Вытащи паяльник! – Марат уже даже не кричал, а лишь плаксиво хныкал.
- Чего ты орешь? Какой паяльник? Вон он здесь на столе лежит, - и она опять поднесла паяльник к его глазам. - Дурак! Я тебе туда свечку парафиновую засунула, тигровой мазью смазанную, чтобы лучше грела. Ну что, герой?! У страха глаза велики? Неужели ты мог подумать, что я из-за тебя, идиота на преступление пойду? Дам тебе малейший повод на меня в полицию заявить? Все эти шрамы на твоей заднице – это так, сексуальные игры, а вот паяльник в заднем проходе – это был бы уже криминал.
Марат и сам уже начал испытывать презрение к себе. Марату было стыдно до слез. Ему было стыдно оттого, что он оказался таким позорным трусом. Ему было стыдно что он, которому в детстве читали о подвигах Карбышева, и Молодой Гвардии, и Зои Космодемьянской, и который иногда представлял себя на их месте, в реальной жизни испугался простой парафиновой свечки. Он уже начал ломаться. Все это вместе, боль и унижение, стирало из его памяти образ того правильного. хорошего Марата, которым он себя раньше считал и на его месте вырисовался новый Марат, для которого уже не было понятия о чести, который мог трусить и врать, не краснея и без зазрения совести.
Наташа вернулась к компьютеру:
- Сколько у тебя там на счету? Ого! Не слабо! – не сдержала она удивления – Отлично! Часть суммы я перевожу фирме за аренду острова, другая часть пойдет на оплату детектива, а остаток я пересылаю на свой счет. Нет, пожалуй, оставлю тебе долларов этак … пятьдесят, чтобы счет не закрывать.
- Итак, финансовую часть мы успешно закончили. - продолжила Наташа, откладывая в сторону планшет. - Но у суда осталось еще несколько вопросов к подсудимому. Подсудимый, прошу вас отвечать искренно, и ничего не скрывать от высокого суда. – и она поднялась перед ним на своих восьмисантиметровых каблуках, для того чтобы он убедился, что суд, действительно, - высокий.
- Знайте, что только чистосердечное признание поможет смягчить вам наказание.
У подсудимого, распятого на козлах в виде буквы Х, уже не оставалось никаких сомнений в том, что признание никак не облегчит его участи. Напротив, он твёрдо знал, что в его положении надо врать до конца, отрицая абсолютно всё, что напрямую невозможно было проверить.
- Обещал ли он девушке на ней женится? – Нет не обещал! - Знала ли она, что он уже женат? – Конечно знала и все-равно приставала!.. Она была так несчастна, что он не смог ей отказать… Да! Всего лишь один раз и то не до конца…
- Ну что же – ответил судья – принимая во внимание чистосердечное признание, суд мог бы вынести подсудимому оправдательный приговор. Однако, – здесь Наташа выдержала значительную паузу, - суд не будет спешить в этом вопросе и просит пригласить в зал следующего свидетеля!
Тут дверь в соседнюю комнату распахнулась, и Марат увидел, как оттуда в зал вбежали быстрые девичьи ножки в легких босоножках на высоком каблуке. Он не мог поднять голову и не мог увидеть лица вбежавшей, но он уже знал кому принадлежали эти ножки. Это была его Настя.
Настя томилась за дверью в соседней комнате, как на родео томятся быки перед выпуском их на арену. Она прекрасно слышала, как изворачивался Марат, перекладывая на нее свою вину, и с нетерпением ждала реванша. Она подбежала к Марату, присела перед ним на корточки, схватила его левой рукой за редкую шевелюру и запрокинула его голову назад:
-Так значит, ты не обещал на мне жениться! А это что?! – и она поднесла к его носу надетый на безымянный палец золотой перстенек с рубиновым камушком. Затем она размахнулась и залепила этим перстеньком Марату звонкую, хлесткую пощечину.
Настя