Поводырь

Еще помнятся летняя жара и теплые дожди. Еще не верится в сугробы с буранами и стужу. Снега еще не много. Долгая, затяжная осень перешла в малоснежную и не особенно холодную зиму. Кое-где ветер сдувает замерзшую воду с покореженного распутицей тракта, и там сани вздрагивают, словно живые…

Экипаж мотает и шатает так, что рукописные буквы вскоре начинают расплываться перед глазами. Понимаю, что не стоит торопиться портить глаза – покрытые изморозью маленькие оконца дормеза не пропускают достаточно света, но жаль тратить время. Конечно, путь до столицы не близкий, но и сделать нужно успеть многое. Остановки на почтовых станциях наполнены безвкусной пищей, краткими часами сна и скрипом железного перышка по бумаге.

Всеподданнейший отчет уже готов. И не буду больше переписывать, стараться как-то сгладить, может быть, излишне жесткие слова и выводы. Зато это правда. И мои планы на фоне страшных цифр выглядят вполне естественными, не столь уж и революционными. И, самое главное, реально выполнимыми. Плох тот подчиненный, и никогда ему не стать начальником, кто в отчеты трудолюбиво переписывает проблемы, не потрудившись привести варианты их решения.

Артемка, правящий моим дормезом, на каком-то полустанке проколол толстым шилом пачку листов и собрал все вместе в папку скоросшивателя. Реклама отцовской фирмы, однако!

На очереди экономическое обоснование и проект строительства металлургического комбината в ста пятидесяти верстах от Томска. Это я пока сшивать не стану. Его нужно сначала показать специалистам. Мало ли. Не хочется выглядеть перед потенциальными инвесторами неучем и фантазером. А они, эти богатенькие «буратины», стараниями глубокоуважаемой княгини Елены Павловны, меня уже с нетерпением поджидают.

В специально сшитом, кожаном, герметично закрываемом свертке, едет специальная карта. По мне, так это самый дорогой чертеж сибирских земель в стране. На ней изображена прихотливо извивающаяся ленточка железной дороги от Томска до Мариинска. С указанием станций и мест, где необходимо строительство водокачек и угольных бункеров.

На месте добычи горючего камня, там, где в мое время был городок Анжеро-Судженск, – жирный квадратик, подписанный: «Томскуголь» – товарищество на вере». Сюда инвесторов уже не нужно. Мы с окружным каинским судьей Нестеровским и Веней Ерофеевым уже все оформили и даже деньги внесли. Сто двадцать тысяч серебром. Больше чем весь капитал Сибирского общественного банка! Сделка века, едрешкин корень. Ничего подобного пока в моем краю еще нет…

Участок дороги, кстати, от копей до губернской столицы обозначен жирной римской единицей. Это будет построено вне зависимости от царского дозволения. Узкоколейки я имею право разрешить и своей, губернаторской, властью.

Да-да. С 21 ноября сего года, ко Введению во Храм Пресвятой Богородицы, Высочайшим повелением я утвержден в должности гражданского томского губернатора. Со старшинством от 17 января. Видели бы вы лицо горного начальника…

Впрочем, давайте пожалеем старого прохиндея. Ему и так нелегко пришлось. Буквально со следующего же дня после приезда барона фон Фелькерзама все у несчастного Александра Ермолаевича пошло наперекосяк.

В воскресенье, одиннадцатого октября, едва-едва ознакомленный с делами ссыльных ревизор, не намеренный откладывать дело в долгий ящик, собрал комиссию. Ну, то есть начальника горного округа, меня, жандармского штабс-капитана с Карбышевым в придачу, старшего советника администрации АГО, полковника Петра Ивановича Богданова и коллежского советника Платонова. Сам Федор Егорьевич, естественно, тоже присутствовал.

Разглядывая снисходительные улыбки на лицах господ горных инженеров, я сделал вывод, что барона фон Фелькерзама они всерьез не воспринимают. Принимают его всего лишь заезжим великосветским болтуном, ничего определенного не решающим и на их жизнь никак не влияющим. Я-то знал, как они ошибались, ибо, благодаря знаниям Герочки, был лучше «подкован» в вопросах теневой возни столичных министерств.

По большому счету, МИД действительно мало влиял на внутренние дела страны. Если, конечно, не принимать в расчет, что глава внешнеполитического ведомства, светлейший князь Горчаков был по совместительству еще и вице-канцлером Империи. Канцлер же, согласно Табели о рангах – высший гражданский чин и, в силу своего положения и занимаемой должности, постоянно общается с государем. Соответственно, и люди, служащие в его ведомстве, прекрасно известны при дворе. А глупые или пустые людишки в этой банке со скорпионами долго не живут.

Так что я ожидал от дорогого Федора Егорьевича сюрпризов и не ошибся в своем мнении.

– Обратите внимание, господа, что я обнаружил в конторе, – он сверился с записями в блокноте, – Спасского пересыльного острога!

Барон элегантно извлек из кармана желто-серую брошюрку. Что такого? Я сам ее и готовил. Потом велел отпечатать в губернской типографии две тысячи экземпляров. Хотел больше, но подумал, что не все подданные русского царя умеют читать…