Поводырь

– Простите, Ваше Императорское Высочество, – поклонился я, дождавшись пока брат Никсы дойдет – почти добежит до меня. – Нехорошо вышло. Не попрощался, как подобает. Что обо мне подумает цесаревич!

Лепет, конечно. Причем – детский. Но ничего умнее в голову не приходило. Я был ошарашен, раздавлен, предан «милостью» наследника. Тогда, в тот самый момент, я жалел, что полез выправлять Историю. Этот, младший, пусть и не настолько умен и образован, как его брат, но, как оказалось – куда как честнее. Искреннее. А судя по тому, что не поленился принести мне вещи, так еще и с совестью. Редкие, для высшей аристократии, качества…

– Это вы простите, Герман, – Александр был, по меньшей мере, на полторы головы меня выше. Так что его легкий поклон мог быть и выражением уважения, и показателем внимания к собеседнику. – Никса был сейчас совершенно несносен. Затеял этот суд… Понимаете, ему страшно. Врачи сказали, если бы не ваши письма… Он не верит ни докторам, ни вам. Столько перемен…

– Да-да, я понимаю, – пролепетал я, чтобы не молчать. Это было бы невежливо.

– Вы… – здоровенный принц по прозвищу «Бульдожка» порозовел от смущения и прошептал:

– Вы замечательный. Вы заняты делом, а не… Я стану помогать вам, как сумею. Не держите только обиду на Никсу. Мне кажется, он тоже вам завидует…

Царевич легко закинул увесистый портфель в карету, а тубу отдал Артемке.

– Прощайте, Герман Густавович, – и повернулся уходить.

– Ваше высочество, постойте, прошу вас, – теперь мне пришлось кричать ему в спину. – Это Николаю Александровичу. Не более столовой ложки за завтраком. Один раз в день! Это важно!

Желто-коричневая жижа в квадратной водочной четверти не выглядела чудодейственным эликсиром. Но не зря же я вез настойку золотого корня через половину страны.

– Что это?

– Травы на хлебном вине, ваше высочество. Редкие травы. Они придадут цесаревичу сил и помогут побороть болезнь.

Господи! Ну, зачем я это делал?! Только что же был полон разочарования в своем избраннике. Еще три минуты назад ругал себя, и тут же снова бросился помогать. И ведь Герочка в голове тоже молчал как партизан в Гестапо. Не остановил, не подсказал…

– Это… Это надежно?

– Абсолютно, если не перебарщивать. Пить только утром и лишь понемногу… А вы вот о чем… – Это просто паранойя какая-то. Неужели я вот так, на глазах у всех, дал бы наследнику Империи яд? – Хотите, я сам это выпью?

– Хорошо, – кивнул или поклонился Александр – у гиганта не поймешь. И улыбнулся. – Я дам ему утром. После сегодняшнего заседания хлебное вино ему будет на пользу.

– Прощайте, ваше высочество, – я поклонился. Привыкал гнуть спину перед высокорождеными недорослями. И запрыгнул в экипаж. Мучительная аудиенция в Аничковом дворце окончилась.

А наутро я, как и прочие десятки тысяч государственных чиновников в Санкт-Петербурге, получил пропуск-приглашение на встречу датской принцессы.

Отказаться, не пойти – выказать пренебрежение Высочайшей милостью. Пойти – прослыть, хоть и в узком кругу приятелей цесаревича, лизоблюдом. В итоге, выбрал компромисс. Решился идти, но в первые ряды не лезть, на глаза царской семье не попадать. Станут проверять – увидят мой погашенный пропуск. Был – значит. А никто не видел – так я скромный.

Тем более что ни чем другим все равно заняться бы не получилось. Похоже, весь город, вся полумиллионная столица Великой Империи, собиралась пойти поглазеть на маленькую и хрупкую датскую принцесску. Своих-то петербургские обыватели и так чуть не каждый день лицезреть могут. Царь чуть не ежедневно в Летнем саду гуляет. Да и царские дети почти без охраны по городу ездят. А вот Дагмара чай не по три раза в год приезжает. Историческое событие, едрешкин корень!

А прогуляться, кроме всего прочего, оказалось действительно полезно. Ночью спал плохо, как-то рывками. Орды бессвязных мыслей водили хороводы, прыгали через костер пышущего раздражением Германа и в четкую и ясную картину собираться не желали. Я испытывал острый приступ жалости к самому себе, когда казалось, будто бы все пропало, все труды насмарку, и оскорбленный моей выходкой наследник теперь станет гадить мне, где только возможно. Настраивать против меня финансистов и властьпредержащих. Мало кто в Империи решится иметь дело с человеком, меченным неудовольствием царской семьи. А уехать за границу – какой же я тогда поводырь?!

И уже через минуту засыпал, убедив себя, что ничего страшного не случилось. Что, даже если действительно придется уйти в отставку, смогу заниматься реализацией своих планов и без административного ресурса. Деньги тянутся к деньгам. Люди с деньгами охотно сотрудничают с другими богачами. Стоит один раз вступить в некое, неформальное, общество состоятельных, дать другим получить прибыль с совместных проектов, и ты становишься обладателем части их власти, их влияния.

Только к утренним сумеркам удалось уснуть по-настоящему. Без снов, но и без давящих мыслей о всякой ерунде. И спал, как младенец, пока слуги не забеспокоились и не отправили Артемку осведомиться, как я себя чувствую.