Поворот

Я предположил, что сегодня полнолуние, раз у меня выдалась свободная минутка передохнуть. На стене висела табличка, запрещающая курить в десяти метрах от больницы, но наш персонал выходил и закуривал прямо здесь, и никто не возражал, потому что никому не хотелось и, на без того нервной работе, иметь дело с раздраженным коллегой, страдающим от нехватки никотина.

Сейчас я был здесь один и наслаждался минутой тишины. Толстая кирпичная стена отделяла меня от какофонии стонов и пищащих мониторов.

Я прислонился спиной к грубой стене и сполз вниз, пока не опустился на бетонный выступ и расслабленно вытянул руки. Закрыв глаза, сделал глубокой вдох и долгий выдох через рот.

У меня только что был пациент с огнестрельной раной груди. Хоть мне удалось оказать ему первую помощь и стабилизировать, перед тем как его отвезли в операционную, я чувствовал себя неуверенно, нервничал и был готов выпрыгнуть из своей кожи.

Я ненавидел огнестрельные ранения, и это не удивительно. Мне не под силу контролировать свое воображение. В каждом пациенте с такой раной я вижу их — семью, которую разрушил мой отец: мужчину, его жену, дочку подростка и маленького мальчика, всех их лежащих в лужах собственной крови.

Я также слышу звуки выстрелов из проезжающей в ночи машины, вижу, как одна попадает в Шока, как он дергается, падает на землю, и его кровь растекается по асфальту.

С каждым пациентом, попадающим в неотложку с пулевым ранением, в моей голове за секунду проносятся эти образы. Затем мои инстинкты и опыт берут верх, и я прячу неприятные воспоминания в укромный уголок моей памяти.

Затем, когда у меня появляется свободная минута, воспоминания возвращаются, и с каждым разом мне все чаще приходит мысль, выбить их из своей головы молотком.

Но на протяжении последних трех недель меня мучает другое болезненное воспоминание: образ Миа, боль на ее лице в тот вечер в машине.

«Побитый щенок» — это самое точное описание ее выражения лица, с которым она тогда на меня смотрела. Скорее щенка, выброшенного из машины в середине пустыни в самый жаркий день в году.

Черт!

Как бы сильно я не пытался, но я не мог избавиться от чувства вины, тоски и опустошенности. Я так сильно по ней скучал! Боль от нашего расставания съедала меня изнутри.

Вытянув ноги, я выудил из кармана униформы телефон и нашел нашу с ней переписку. В последнее время я часто так делал.

Перед глазами появилась ее последнее сообщение. Оно начиналось с селфи, которое она сделала, когда ходила по магазинам с мамой и сестрой, пока я работал в доме с ее отцом. На фото она была в коротком белом сарафане, рука на поясе, ноги немного согнуты.

«Как тебе?» — спросила она.

И я ответил. — «С радостью сорвал бы его с тебя».

На что она ответила. — «Если бы ты был сейчас здесь…» — и далее подмигивающий смайлик.

Я стиснул в руке телефон, внутри все сжалось, выбивая воздух из моих легких. Картинка стала размытой, и я заморгал, фокусируя зрение. Красивая, сексуальная, игривая и счастливая Миа. Мне было чертовски больно смотреть на нее, но я не мог не смотреть на нее.

Как и прежде я начал пролистывать и перечитывать старые сообщения, самые первые из которых датировались двумя годами ранее, когда я только купил этот телефон. Некоторые сообщения были просто бессвязными фразами, другие — разговорами о работе, но даже они вызывали боль в моем сердце.

Самым любимым из всех был разговор, начинающийся со слов: «Доброй ночи!». Я всегда знал, этим сообщением она не говорила, что собирается спать. Нет, это значит, что было уже поздно, но она хотела поговорить, потому что ее что-то тревожило, или ей было одиноко, или она просто хотела знать, что я рядом.

Дыша через нос, сжав зубы, я продолжал водить пальцем по экрану, перелистывая сотни, тысячи сообщений. Ведь это единственное, что у меня от нее осталось.

Не задумываясь, я открыл окно нового сообщения и смотрел на мигающий курсор. Я проделывал это каждый день. Интересно, настанет ли когда-нибудь день, когда я осмелюсь отправить ей сообщение. И что я ей скажу? Прошло уже три недели, а я до сих пор не знал, как начать разговор. Не уверен, что сегодня будет иначе.

Я подпрыгнул, когда мой телефон неожиданно начал звонить и вибрировать. И не поверил своим глазам, когда увидел имя на экране.

Какого хрена? Зачем мне звонила мать? Неужели она предчувствовала, что мне сейчас плохо и решила не упустить возможность добить лежачего?

Телефон разрывался от настойчивого звонка. Я мог проигнорировать его, именно так мне стоило поступить. Но вместо этого я нажал на ответ, поднес телефон к уху и сказал:

— Привет!

— Здравствуй, Джей, — раздался хриплый женский голос на другом конце провода. Это определенно была моя мать, так что моя надежда, что ее телефон украли, и просто прозванивают имеющиеся в записной книжке контакты, растаяла как дым.

— Что нужно? — говорю я, сдерживая себя, но чувствуя, как внутри закипает злость.

— Как ты? — говорит она с искренностью кассирши супермаркета.