Поворот калейдоскопа

— Я думал, ты просто слабак. Упустил девчонку и забился в угол. А ты махровый шантажист, — сказал Каде. Он подумал, покусывая губы. — К черту! Мне проблемы не нужны. Своему адвокату я на всякий случай позвоню. Но если ты не станешь ничего публиковать, забуду, дам тебе доучиться и доработать на факультете. А Анна Сергеевна… — Герман перевел на нее тяжелый взгляд, — Анна Сергеевна и так сбежит. В Москву. Нужен ты ей.

— Ширинку застегните, — сказал Фил.

Каде вышел, прихрамывая. Фил пошел за ним, запер дверь. Вернулся, вздохнул и застонал, прижав к груди руку, сел, а потом лег на кровать. Аня сидела, всхлипывая, прижимая к груди обрывки сорочки, глядя в одну точку. Филипп приподнялся и привлек ее к себе. Начал гладить по голове здоровой рукой, шепча:

— Дурашка моя, испугалась? Прости меня. Я стоял под дверью, мучился, ждал, что позовешь, в глазок смотрел. А тут он. Наверное, через пожарный вошел. Ты впустила. Я подумал…

— Глупый мальчик, — тихо сказала Аня. — Как ты открыл дверь? Выбил?

— Собирался. Потом вспомнил. Я ключ сделал, с твоего, когда ты у меня спала. Здесь недалеко есть мастерская. Решил, а вдруг тебе опять плохо станет.

— Ты действительно… опубликовал бы?

— Нет, конечно. Блефовал. Думаешь, я что, готовился? Хотя нужно было что-то такое предположить. Я просто считал, он после того случая в Москве, из-за которого сюда перевелся, поутих. Там девушка ничего доказать не смогла, но осадок, как говорится, остался. Прости меня. Я должен был… подумать.

— Телефон жалко, — вырвалось у Ани, глупое.

— Дурашка, — с нежностью констатировал Фил.

Глава 13

Глава 13

Филипп

Фил проснулся первым. И валялся беспомощным несколько минут: одна рука затекла, а вторая жутко ныла после вчерашнего. Он осторожно вынул ладонь из-под Аниного плеча, лежал, рассматривая ее лицо. Каждая черточка простая, обычная. Почему в целом они складываются в такое… притягательное, нежное? Хочется смотреть и смотреть. А еще целовать, гладить, дарить любовь, заботиться.

Герра Хера отчасти можно было понять. Видеть каждый день рядом с собой такую девушку и не польститься? Наблюдая за Каде эти несколько месяцев, Фил выяснил, что завлаб не притворяется. Именно это Филиппа и пугало больше всего. Такой жажды обладания Фил не видел ни в одном мужском лице. Если бы не отказ Ани… Странно, что Герр Хер так долго выдержал. С Лалой он был понапористей, но там крепость пала довольно быстро. Фил вздохнул: хорошо, что его Дурашка влюбилась в него раньше, чем Герр расставил свои сети. Хорошо, что в минуту опасности люди зовут на помощь тех, кому верят.

— Глазки, — прошептал Фил, почти касаясь Аниных ресниц губами, — губки, носик, ушко.

Аня тихо вздохнула во сне. А Фил негромко чертыхнулся. Созерцание глазок, носика и губок вызвало привычный, но весьма неуместный сейчас утренний «бодрячок». У них была очень тяжелая ночь, Аня наверняка смутится, если, проснувшись, застанет Фила в «боевой готовности». Он вспомнил, как снимал с нее обрывки сорочки, стараясь не смотреть на полуобнаженную грудь, как искал в шкафу вещи, как его пугала ее неподвижность и бледное лицо.

— Если тебе нужно… если ты скажешь, я это сделаю, — произнесла она, пряча глаза.

Фил вздохнул: да, у нее синяки на лодыжках и запястьях, искусанные, кровоточащие губы, несколько царапин, порванная одежда. Но доказать, что имела место попытка изнасилования… Филипп вспомнил ту девушку из Москвы, которую разыскал во время своих разъездов и «следственной» работы. Алина немногое ему рассказала, предупредила, что не станет ворошить прошлое, что ей и так хватило «внимания», она просто не знала, против кого идет, иначе заставила бы себя забыть — все равно все вышло еще хуже.

— Тебе придется пройти сквозь ад.

— Я это сделаю, — Аня тряхнула головой. — У нас же есть фотография.

— Я ее удалю.

— Зачем? — она вскинула глаза. — Нельзя позволить ему продолжать! Нельзя!

— Я не позволю, — сказал Фил, обнимая ее и прижимая к себе. — У меня хватает материала. Но тебя я вовлекать в это не хочу.

Она немного расслабилась, лежала в его объятьях, глядя в потолок, то и дело поднимая руку и шаря по вырезу свитера. Фил знал, что это временное спокойствие, привычка сдерживаться, контролировать эмоции. Но чем быстрее вырвется то, что внутри, тем лучше. После смерти родителей его сестра Настя держалась три недели, но потом свалилась сначала в истерику, затем в многодневную депрессию.

Так и вышло. Посреди ночи Аня резко села в кровати и стала задыхаться. Она пыталась вздохнуть, но не могла. Он принес воды, кричал:

— Смотри на меня! Дыши! На меня смотри! Я здесь!

Она наконец заплакала, обняла Фила, прижалась.

— Дурашка, — повторял он. — Не нужно сейчас быть сильной.

— Назови меня так еще.

— Дурашка.

— Я тебя так люблю!

— А я, думаешь, меньше?

— Знаю. Я сейчас страшная, противная, заплаканная, ною — а ты не уходишь. Рука болит?

— Немного. Теперь ты будешь меня лечить. Приятно.