Поворот под Москвой

К тому моменту, когда Клюге сменил Бока, положение 4-й армии было чрезвычайно тяжелым. С 17 декабря 49-я армия русских, которая вела наступление против 13-го армейского корпуса по обе стороны реки Протва, а также в районе Алексина, глубоко вклинилась в оборону немецких войск. После двух дней наступления русских командование 4-й армии не сомневалось в том, что ее правый фланг постепенно будет оттеснен еще дальше и связь с южной группировкой прекратится[272]. Кроме того, сосед справа, 2-я танковая армия, связь с которой прервалась, был вынужден отойти дальше в западном направлении. После совещания с командирами корпусов Гудериан 17 декабря доложил, что, поскольку в дивизиях насчитывается чуть более одной трети боевого состава, невозможно удержать рубеж перед реками Ока и Зуша. Поэтому Гудериан намеревался отвести свои соединения за эти реки и закрепиться на выгодном для обороны рубеже и там ждать подкреплений. Но этот отход противоречил приказу Гитлера держаться.

Однако Гитлеру все еще представлялся такой немецкий солдат, который, как в начале русского похода, готов был сражаться и жертвовать собой, то есть такой солдат, которого в середине декабря можно было встретить все реже и реже.

Мессершмитт справедливо указывал на то, что Гитлер с помощью строгого приказа «ни шагу назад» намеревался в условиях наступившего кризиса привить войскам чувство собственного превосходства. Об этом он еще раз напомнил, когда удалось остановить прорвавшиеся русские войска.

После совещания с командующими армиями и танковыми группами командование группы армий 19 декабря констатировало:

«Неудачи можно объяснить следующими причинами: до предела снизившимся уровнем физического и морального состояния войск, боязнью солдат попасть к русским в плен, сильно сократившимся боевым составом соединений, недостатком горючего, напряженным положением со снабжением и плохим состоянием конского состава. Сюда же примешивается чувство беззащитности перед тяжелыми русскими танками… Благодаря этому русским удается, вводя в бой на удивление громадные массы людей и неся подчас чрезвычайно большие потери, просочиться через наши слабо прикрытые позиции. Русские прорываются в образовавшиеся вследствие растянутости фронта дивизий бреши, наносят кавалерийскими и мотосоединениями удары в тыл и во фланги наших малочисленных и потрепанных войск и сеют панику. Наступательный дух русских невысок, так что можно было бы отражать атаки противника и вести активную оборону, если бы в наших войсках был нормальный боевой дух и была бы возможность направить им небольшие подкрепления».

Поскольку Гитлер не хотел считаться с создавшейся обстановкой, то Клюге, чтобы обрисовать действительное положение дел на фронте, решил послать в ставку фюрера Гудериана, которого Гитлер высоко ценил.

Гудериан немедленно дал свое согласие, сознавая, что, если пытаться и дальше удерживать занимаемые позиции, его группа просуществует недолго. 20 декабря в течение пятичасовой беседы командующий 2-й танковой армией пытался уговорить Гитлера отменить свой строгий приказ держаться, так как для 2-й танковой армии он практически был невыполним. Группа Гудериана могла более или менее успешно противостоять наступающим силам противника только на рубеже Ока, Зуша. Но Гитлер не поверил ни Гудериану, нарисовавшему тяжелую картину, ни Клюге, звонившему ему по этому поводу по телефону. Он считал все это преувеличением.

«Вы видите события со слишком близких дистанций, — сказал он командующему 2-й танковой армией. — Вам бы следовало отойти немного подальше. Поверьте мне, издали можно лучше судить о вещах».

Он указал далее, что русское командование бросает в бой последние, плохо обученные резервы и что поэтому необходимо, чтобы натиск численно превосходящего по силам противника разбился, натолкнувшись на упорную оборону[273]. Поэтому группа Гудериана получила приказ любой ценой удерживать рубеж, достигнутый 19 декабря, и не уступать ни одного квадратного километра.