Поворот судьбы

Мэтт был счастлив за меня. Он сказал, что намерен купить по экземпляру журнала себе, всему своему персоналу и всем друзьям, а у него их было очень много. В один из уикендов я предложила встретиться в Бостоне, но у Мэтта были планы, которые никак нельзя было изменить. Следующие две недели, когда я слышала его голос на автоответчике, то не брала трубку, потому что чувствовала себя обиженной. Мне было неприятно, что мной пренебрегли. Наконец Мэтт прислал мне две дюжины белых роз в серебристом кубке, заработанном его командой в тот злополучный уикенд, который, как оказалось, он провел на футболе. На открытке было надписано: «Ты не любишь меня или футбол?» Я перезвонила ему и на следующей неделе получила именное приглашение на великолепной бумаге, в котором церемонно сообщалось, что в выходные меня с надеждой ожидают в доме Мэтью Макдугала.

Я не хотела ехать. Вернее, мне очень хотелось ехать, однако я боялась, что на глазах у этого собрания докторских жен со мной может произойти что-то ужасное и мне придется до конца жизни объезжать стороной штат Массачусетс. Но я подумала, что это всего лишь вечеринка. Что сложного в том, чтобы посидеть на диване и поболтать, как это делают обычные люди? В свое время я ведь тоже была обычным человеком.

И я решила, что это будет хорошим поводом увидеться потом с Кэт. Прошло уже много месяцев, а от нее не было ни одной весточки. Она прислала Рори тряпичных кукол на Рождество, но они страшно испугали мою малышку: у этих кукол были только глаза, а рот и нос отсутствовали.

Я могла бы нанять машину и отправиться в Счастливую Долину, как мы с Гейбом окрестили новое местожительство Лео. Я могла бы попросить Кейси присмотреть за Рори, а Гейб уже был достаточно самостоятельным. Кроме того, Кейси всегда находилась рядом. Когда я сообщила Гейбу о своих планах, он сказал, что хотел с дедушкой и бабушкой Штейнерами поехать в их коттедж, где они собирались навести порядок накануне весны. Ему хотелось порыбачить, пока стоит холодная погода, так как «летом любой это умеет», а он желал ощутить себя «настоящим рыбаком».

Я готовилась медленно и тщательно. В дорожную сумку я уложила черное платье с пышной юбкой из ткани, которая шуршала во время ходьбы, надеясь, что этот звук отвлечет от других звуков, которые я могла бы непроизвольно издать. Я остановила также выбор на широких брюках и сатиновой блузе. Смешные бусы из искусственного жемчуга, джинсы и два свитера. Сапоги и туфли. Гейб спросил, не собираюсь ли я переезжать.

За несколько дней до моего отъезда мне позвонила главный редактор «Городской жизни». Она спросила, можно ли дать мой электронный адрес издателю, который заинтересовался моими «стихами гнева». Я и не знала, что их можно так характеризовать, но согласилась. Деньги не бывают лишними, даже если мне заплатят немного. Я сочиняла стихи, чтобы избавиться от боли, и то, что их опубликовали, было для меня полной неожиданностью. Я и предположить не могла, что у этих произведений могут найтись поклонники или, что они найдут отклик в чужой душе. Даже Гейб называл их «так называемые стихи».

Мне написала женщина по имени Аманда Сентер, которое показалось мне очень знакомым. Она спрашивала, можно ли со мной связаться лично.

— Джулиана Джиллис, — проговорила она, когда я подняла трубку.

— Да?

— Последний раз, когда мы встречались, вы прятались под пианино.

Значит, мое чутье меня не подвело. Человек из мира моего отца.

— Я была агентом вашего отца очень давно, и очень недолго. Потом я сменила профессиональные ориентиры. Вы видели меня, наверное, раза два в жизни, но, прочитав ваши стихи, я решила, что Амброузу было бы приятно знать, что его талант унаследован дочерью.

— Спасибо. Такова ирония судьбы.

— Что у вас есть в запасе?

— В запасе?

— Я хотела спросить, достаточно ли у вас стихотворений для выпуска сборника? Пусть ваши произведения будут объединены одной идеей: отказ от прошлого, торжество женщины, сумевшей преодолеть боль расставания с любимым. Это найдет своего читателя, уверяю вас.

Я не могла понять, о чем она говорит. Стихотворения, которые я сочинила, пришли сами собой. В ящике моего стола не было черновиков, которые составили бы личный архив, чтобы его потом обнаружили мои потрясенные потомки.

— Я ведущая рубрики. Я не поэтесса.

— Позвольте мне самой судить об этом. У меня есть, на сей счет свое мнение.

После нашего разговора, вдохновленная мыслями о своем отце, я написала еще два стихотворения и отослала их Аманде. Одно из них мне удалось сочинить за двадцать пять минут.