— Несколько дней была без сознания. Что послужило причиной, и каковы последствия, я все эти годы не знала. Если тебя интересуют медицинские подробности, то можешь расспросить мою мать, кроме неё никто больше не в курсе. Признаю, что это глупо с моей стороны, но я не вникала, какие таблетки мне приходилось принимать горстями и что за диагноз мне поставили врачи. Я даже с неким облегчением взвалила эти вопросы на её плечи. И наивно полагала, что будь у меня что-то действительно серьёзное, то мама непременно сообщила мне об этом. Но и тут ошиблась.
Под конец монолога, я даже немного успокоилась. Поднимаю взгляд на Игоря. Он осунулся, ярость ушла, но осталась боль. Больше ничего понять не могу, так как он смотрит в пол перед собой. Лишь играющие желваки под скулами указывают на его переживания.
— Остальное наверно итак понятно. Я узнала о своём бесплодии только когда посетила медицинский центр по настоянию Виктории. Боюсь если бы не то спонтанное обследование…, то ты женился бы на пустой девке, — Игорь никак не отреагировал на мой выпад. — По этой причине я перестала общаться с матерью.
Я замолчала. Опустошённая, оглушённая, выпотрошенная до предела. Больше мне нечего сказать. Ни ему, ни самой себе. Всё итак предельно ясно. Он предал меня — бросив одну, я предала его — убив нашего не рождённого ребёнка. Мой проступок на прощение не тянет. Да и устала я. Невыносимо устала. Вся наша любовь изначально была какой-то неправильной. Мы были слишком юны и оказались не готовы нести ответственность за свою любовь. Ведь какие серьёзные отношения могли возникнуть в восемнадцать лет? Всего лишь первая влюблённость, которая мощной волной сметает и перемалывает всё на своём пути. Но стоит этой неповторимой в своей силище и несокрушимости волне натолкнуться на скалы, как она моментально оборачивается лишь брызгами и будто в желании попрощаться напоследок, пеной оседает у подножия утёса. Так и наши отношения чрезмерно яркие, ослепляющие, затмевающие разум, но не способные сопротивляться жёстким поворотам судьбы.
Даже сейчас спустя почти четыре года, пройдя нелёгкий наполненный препятствиями отрезок дороги-судьбы, я зачастую не представляю, как строить отношения с этим мужчиной. Возможно, сказывается пережитое с неразрешёнными обидами, а может просто не хватает жизненного опыта, умения создавать и удерживать крепкие семейные узы. У меня не было других отношений помимо Игоря. Я даже на свидания не успела сходить с другими парнями. Игорь по его признаниям тоже не заводил никаких отношений, довольствовался только одноразовыми встречами.
— Жанна, — резкий оклик заставил меня очнуться от тягостных размышлений. Игорь взирал на меня с высоты своего роста с гримасой боли на лице. Хотя бы злости и презрения я больше не видела, отчего вздох облегчения непроизвольно сорвался с губ. Словно это было очень важно для меня.
— Я пойду проветрюсь. Не жди меня и ложись спать, — сказал, как отрезал. Голос всё такой же резкий, не терпящий возражений. Я не пошла провожать Игоря, так и сидела неподвижно на диване, обняв подушку руками, до тех пор, пока не хлопнула входная дверь, отдаваясь дрожью в моём теле.
Меня задело такое отношение. Всё-таки я тут перед ним душу изливала, а он…. Ни грамма сочувствия не проявил, чурбан. «Полегче детка с обвинениями. Ты ему тоже не ромашки преподнесла», — мой внутренний голос оказался объективнее меня. Соглашаясь с тем, что обвинять кого-то (особенно не себя!) легче всего, с тяжким вздохом отправилась в душ. Надеюсь, горячие струи воды смогут отогреть меня хотя бы снаружи. Так как внутренняя чёрная пустота взирала на меня пустыми глазницами, намекая, что ни горячий расслабляющий душ, ни ласковые слова (откуда бы им взяться?) не способны противостоять её чёрному засасывающему нутру.
Следующие дни слились как в один. Где-то между этими днями незаметно вклинилось празднование очередного Нового года, которое я узнала только лишь по ночному городскому фейерверку и крикам «Ура!». Всё, что я видела и чувствовала — это нескончаемая тоска, душащая своей плотной неподъёмной массой. Игорь не звонил и не приходил. Я тоже не решалась позвонить. Но спустя какое-то время, когда отчаяние достигло высшей точки, я, сжав зубы до боли в челюсти, утирая беспорядочно руками слёзы и сопли, начала собирать мужские вещи с полок. Багажа набралось на две больших спортивных сумки. А раньше мне представлялось, что вещей должно быть больше.
Поставила сумки в прихожей. И дала себе команду: «Пора Жанна привыкать жить без него. Один раз ты когда-то справилась, значит, справишься ещё раз. Хватит ныть, рыдать и жалеть себя. Берись тряпка за работу». Кивая китайским болванчиком в такт своему грозному указу, тут же созвонилась с Викторией, сообщив, что готова выходить на работу и вкалывать аки чернокожие невольники на американских плантациях, то есть от зари до зари. Трудоголик, как рыбак — рыбака, сразу примечает подельника, поэтому Виктория обрадовалась моему возвращению.