Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона

И все же американцы XVIII в. жили не только революционной борьбой. Строгость классического республиканизма причудливо сочеталась у них с бытовым консьюмеризмом. Историки говорят о «революции потребления» в середине столетия. Ее выражением служит значительная степень глобализации потребления. Она особенно хорошо прослеживается в ранней Америке, где собственное производство еще не было развито. И как бы пламенно революционная пропаганда ни призывала к «простоте нравов», рекламные блоки американских газет старались завлечь читателей совсем другими приманками. Их любимым словом была «жантильность» (gentility). «Жантильность» была также приметой элитарности. Она превращала потребителей и потребительниц – хотя бы в собственном воображении – в джентльменов и леди. К несчастью для себя, им приходилось сталкиваться не только с новыми идеалами, прививаемыми классическим республиканизмом, но также с законодательными запретами определенных видов жантильных развлечений, излюбленных блюд и напитков и т.п. Свои коррективы вносила и военная экономика с ее безудержной инфляцией и дефицитами.

Простота нравов считалась присущей республике, а жантильность – монархии. Джон Адамс писал своей приятельнице: «Скажите, мадам, вы за американскую монархию или за республику? Монархия – это самое благородное и самое модное правительство, и я не знаю, почему бы дамам не считаться с элегантностью и модой в вопросах правительства, как относительно платьев, бюро или экипажей. Что касается меня, то я настолько безвкусен, что предпочитаю республику»10. И в то же время в молодой американской республике жантильность, джентльменское поведение были важной политической характеристикой. Предлагая кандидатов на нью-йоркский ратификационный конвент в 1788 г., их сторонники не забывали похвалить «обаятельные», «непринужденные» или хотя бы просто «приятные» манеры своих протеже11.

Подытоживая в двух словах, можно констатировать, что Американская революция привела к тому, что современные французские историки называют «тотальной политизацией частной жизни»12. Граница между частным и публичным размывалась. И все же США не превратились в «христианскую Спарту». Американцы охотно проявляли свою республиканскую добродетель при случае, но также они стремились к комфорту и следовали модным трендам. И то, и другое нашло свое отражение в этой книге.

Глава 1. Повседневность армии и армия в повседневности

В оккупации. У Америки появляется армия

Дисциплина барона фон Штойбена. Вэлли-Фордж. В плену

Альянс с Францией. Демобилизация и «цинциннаты»

Две подруги из пьесы виргинца Роберта Манфорда «Патриоты» (1777) так рассуждали о войне:

Изабелла. Прошу тебя, Мира13, отбрось этот скромный вид; когда все вокруг сходят с ума от радости, услышав славную весть с Севера, ты словно египетская мумия – без чувств и движения.

Мира. У меня случаются приступы ужаса, мисс, когда я слышу о битве.

Изабелла. И у меня тоже, если она обернется против нас.

Мира. Победа сопровождается плачем вдов и слезами сирот; я не могу радоваться ничему, что звучит похоронными песнопениями или заставляет радость улыбаться перед лицом скорби14.

Теоретики эпохи Просвещения не одобряли войн. Бенджамин Раш, пенсильванский врач и философ-просветитель, писал: «Война – занятие для дикарей. Во всех цивилизованных нациях она порождает пороки и долги. Она приятна монархам, поскольку они извлекают из нее славу и увеличивают свою власть. Республики заинтересованы в мире»15. А между тем на протяжении восьми лет Соединенные Штаты сражались за свою независимость. Войска, свои и иностранные, союзные и вражеские, были неотъемлемой частью повседневности. Так что с повседневной жизни армии и следует начать рассказ о буднях Американской революции.

В оккупации

Английские оккупационные войска появились в Америке задолго до того, как в Лексингтоне и Конкорде прозвучали первые выстрелы. В 1768 г. они высадились в мятежном Бостоне. И лишь в 1783 г., с освобождением Нью-Йорка, последний английский солдат покинул США. Под контролем Великобритании на некоторое время остались лишь кое-какие форты на Западе.

Английский капитан Джеймс Мюррей не слишком высоко оценивал то, чем занимался: «Варварское занятие в варварской стране»16. Другие офицеры были уверены: «Ничто не образумит этих людей, кроме огня и меча»17. Временами именно огнем и мечом англичане и действовали. Но не всегда. Порой кажется, что у английских военных не было четкого представления о том, как же можно вернуть мятежные колонии. В их действиях можно найти примеры как «войны в кружевах», так и жестокости.