Повседневная жизнь англичан в эпоху Шекспира

Под обходительностью изначально понимались изящные манеры и вежливое поведение придворной дамы или кавалера. Особое внимание ей уделяли в Италии, где книги об этикете и учтивом поведении были очень популярным чтением вслед за «Придворным» Бальдасcape Кастильоне^[94]. Даже пиры Борджиа отличались вычурной элегантностью и обдуманной красотой. Грубые шутки осуждались как варварские, но при этом допускалось отравление гостя или чьей-то жены, если это было сделано достаточно ловко. Для итальянцев того времени воплощением варварства, неучтивости и неопрятности были немцы, тогда как Боккаччо говорил о дикости французов, грубости испанцев и хитрости англичан. По итальянским стандартам англичане были просто шайкой хитрых варваров, наслаждающихся бессмысленными и жестокими играми. Но тем не менее английские придворные, джентльмены и знать чрезвычайно гордились собственными успехами в беге, прыжках, фехтовании, стрельбе и турнирах.

В Уайтхолле были арена для турниров, кегельбан, арена для борьбы и теннисные корты. Их построил отец Елизаветы, обожавший все эти виды спорта. Королева предпочитала турниры игре в теннис, поскольку они были красочными, полными щегольства и лести, великолепия, шика и соперничества и центром всего этого была она. В молодости Генрих VIII был страстным поклонником тенниса и, находясь во Франции, играл в него каждый день, ставя на себя огромные суммы — по 2 тысячи крон. Но он не мог быть столь же хорош на теннисном корте, как на турнирной арене, поэтому все время проигрывал. В конце концов, Екатерина Арагонская в интересах экономии уговорила его остановиться.

Стрельба из лука, верховая езда, охота, ястребиная охота и менее энергичные виды спорта — игра в кегли, в шары, метание колец в цель, рыбная ловля — были любимыми забавами и придворных, и простых граждан. Рыбная ловля, игра в шары (возможно, один из ранних вариантов крокета) и кегли были особенно популярны среди женщин, и многие из них увлекались верховой ездой и охотой. Королева была и прекрасной наездницей, и могла уложить оленя выстрелом из арбалета. Даже во время своего пребывания в Нонсаче в 1600 году, когда ей было уже 67 лет, она через день обязательно выезжала верхом. В письме, отправленном лорду Берли во время визита королевы в Кенилворт, Лейстер писал: «Скоро Ее Величество снова отправится в лес, чтобы поохотиться с арбалетом на оленей, как сегодня утром в парке. Слава богу, она очень весела и благожелательна». До этого королева была в дурном расположении духа из-за проблем с запасами пива и эля — напитки оказались слишком крепкими.

Кроме множества парков и лесов, принадлежащих короне, во всех крупных поместьях были свои парки. Там охотились на оленей, косуль, зайцев, барсуков, выдр, вепрей и даже козлов, но «преследовал или нападал во время погони только один вид животных — свора гончих»⁽⁷⁷⁾.

Одно из самых примечательных описаний гончих псов мы находим у Шекспира в «Сне в летнюю ночь»:

Мои собаки — сплошь спартанской крови:
Брылясты, пеги; вислыми ушами
Росу с травы сметают; лучконоги;
Как фессалийские быки, с подвесом;
Не резвы, но подбором голосов —
Колокола.^[95]

Советы о том, как подобрать собак, можно найти у Жервеза Макхэма: «Чтобы лай вашей своры был благозвучным, в ней должны быть несколько больших собак с большой пастью, которые будут басами в гармонии, затем в два раза больше ревущих и горластых псов, которые будут альтами, и несколько обычных, незамысловатых приятных голосов, на которых будет лежать средняя часть, — и так эти три составляющие сделают вашу свору великолепной». Представители высших и средних сословий могли петь и играть по нотам с листа, поэтому неудивительно, что им нравилось, когда свора во время гона своим лаем походила на хор.

Елизаветинцы вообще были без ума от собак. «Нет такой страны, которая могла бы сравниться с нашей по количеству, великолепию и разнообразию собак», — утверждал Харрисон (который, возможно, никогда не бывал за пределами Англии) и подробно перечислял их породы: охотничьи и дворовые. Среди последних, или «домашних», были овчарки и мастифы, которых называли также цепными псами, потому что держали на привязи, чтобы они «не причинили вреда». Харрисон сам одно время держал у себя мастифа, и пес так любил его детей, что, когда отец брал палку, чтобы наказать непослушных отпрысков, тот не давал ему такой возможности — отбирал палку. Но, как правило, мастифы участвовали в травле медведей и быков и даже в охоте на львов — эти развлечения были чрезвычайно популярны в то время. На южном берегу Темзы располагались два знаменитых медвежьих парка, где мастифов тренировали для травли — любимого воскресного зрелища лондонцев.