Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания

Эту мумию затем тщательно украшали изделиями из бумаги и перьев, а на лицо надевали резную или мозаичную маску. Правителей украшали королевскими и божественными украшениями, как Уицилопочтли, или в одежды с символами великого бога. Под погребальные песнопения (миккакуикатль) тело сжигали на костре, который поддерживали старики. Завершив кремацию, собирали пепел и костные останки покойного, помещали их в кувшин вместе с куском нефрита — символа жизни и помещали этот сосуд в доме. Прах правителей хранили в храме Уицилопочтли.

Некоторым мертвецам, как мы видели, после кончины было обещано будущее, для которого их избрали боги. «Спутникам орла» и «мужественным женщинам» — светлая и шумная радость солнечных чертогов; избранникам Тлалока — мирное и бесконечное счастье без труда и забот в теплых восточных садах. Но большинству покойников предстояло отправиться под землю, в темное царство Миктлан. Чтобы помочь покойному перенести суровые испытания, ему давали в спутники собаку, которую убивали и сжигали вместе с ним. Сжигали также дары: сначала — через восемьдесят дней после похорон, второй раз — через год, потом — еще через два, три и четыре года. Считалось, что по прошествии этих четырех лет покойный добрался до конца своего темного пути. Он поистине занимал место среди мертвых, поскольку достигал «девятого ада» — последнего круга Миктлана, места своего вечного покоя^{57}.

Глава шестая ВОЙНА

Война (йаойотль) занимала такое место среди забот ацтеков, в их социальной структуре и в жизни их государства, что нам представляется необходимым поговорить о ней отдельно.

Мы уже знаем, какие коллективные представления, какие мифологические и религиозные воззрения были связаны с самим понятием войны. Священная война была космическим долгом. Ее обозначали двойным иероглифом атль-тлачинолли («вода», то есть кровь, и «пожар»), беспрестанно, точно наваждение, встречающимся на всех барельефах теокалли священной войны. Ведя войну, люди выполняли волю богов с самого основания мира.

Легенда гласит, что Четыреста Облачных Змеев (Сенцон Мимишкоа — северные звезды), созданные высшими богами, чтобы добывать еду и питье для солнца, уклонились от выполнения своих обязанностей. «Они поймали ягуара и не отдали его Солнцу. Они украсили себя перьями, легли спать в своих украшениях из перьев, они спали с женщинами, пили вино циуактли и опьянели». Тогда Солнце обратилось к людям, родившимся после Мимишкоа, и сказало: «Дети мои, теперь вы должны уничтожить Четыреста Облачных Змеев, ибо они не дают ничего нашей матери и нашему отцу… и так началась война».

Но наряду с мифорелигиозным аспектом у войны была еще одна сторона: агрессивные государства видели в ней способ завоевания, и поэтому войну окружали юридическими понятиями, призванными ее оправдать. Официальная доктрина трех союзных городов — Мехико, Тескоко и Тлакопана — зиждилась на двойном псевдоисторическом утверждении: все три династии были якобы законными наследниками тольтеков, властвовавшими над всей Центральной Мексикой; с другой стороны, благодаря роду Тескоко, происходящему от завоевателей-чичимеков, они обладали своего рода непререкаемым правом на всю страну. «Все три государя считали себя господами и властителями надо всеми прочими, основываясь на праве, которое якобы имели на всю страну, некогда принадлежавшую тольтекам, преемниками и наследниками которых они являлись, и на повторном овладении страной великим чичимеком Шолотлем, их предком», — сообщает Иштлильшочитль. С такой точки зрения любой независимый город, намеревавшийся сохранить свою свободу, должен был казаться им мятежным.

На практике, чтобы напасть на город или страну, требовался повод — casus belli Чаще всего таким предлогом служили нападения на почтека (купцов) во время их путешествий. Если их обирали, грабили, а то и убивали, военные силы империи тотчас готовились за них отомстить. В письменных источниках ясно показано, что отказ от торговли, разрыв торговых отношений расценивались как скрытое объявление войны. «Не соглашаться вести дела и общаться со здешними людьми» — вот мотив, который приводит Иштлильшочитль в оправдание мероприятий центральных городов.