Повседневная жизнь Берлина при Гитлере

Муссолини, тоже упустивший очередную возможность избавиться от опеки Гитлера, бросил знаменательную фразу, которая, как он думал, укрепит его престиж: «Демократии существуют лишь для того, чтобы глотать горькие пилюли». Очень скоро Гитлер, спасенный — хотя сам он этого не знал— соглашением, которого не желал, оккупирует Прагу, и тогда даже фон Фрич, генерал, опозоренный фюрером, но реабилитированный и с честью ушедший в отставку благодаря заступничеству Канариса, должен будет признать, что Гитлера «уже ничто не остановит на его судьбоносном пути!».

Глава четвертая ПАРТИЯ В ПОКЕР

Вдова еврейского художника Макса Либермана[108] не особенно тревожилась в «Хрустальную ночь». Она живет в хорошей квартире на Гогенцоллернштрассе, в весьма фешенебельном квартале. Сам Геринг, человек, который, в зависимости от личных капризов или интересов, решает, «кто является евреем, а кто нет» (эту фразу, однако, первым употребил не он, а Винер, занимавший должность мэра Вены задолго до прихода Гитлера к власти), в свое время купил несколько картин у ее мужа. Все сотрудники генерального штаба заказывали свои портреты у Макса Либермана, как и фон Бломберг, как и семья Гинденбурга. Фрау Либерман, исполненная достоинства, с пергаментной кожей и орлиным профилем, с тонкими длинными пальцами, унизанными бриллиантами, кажется типичной представительницей крупной еврейской буржуазии Берлина, давно перемешавшейся с лучшими прусскими аристократическими семействами столицы (которые не придают значения расистским предрассудкам, с тех пор как приняли в свою среду французских гугенотов, подвергавшихся преследованиям со стороны Бурбонов). Эти старые и солидные еврейские семьи обосновались в городе далеко не вчера. Все знают, что они во многом обогатили его интеллектуальную, музыкальную, художественную жизнь. Очевидный знак давней межэтнической солидарности берлинцев (и, в определенном смысле, выражение мужества) — тот факт, что многие посетители, чьи фамилии начинаются с частички «фон», и после «Хрустальной ночи» продолжают класть свои визитные карточки на серебряный поднос в прихожей фрау Либерман. Пока никому и в голову не приходит, что суровые нюрнбергские законы могут быть применены к этой импозантной вдове. Ее сыновья окончили Французский лицей,[109] и у нее в доме бывает, в числе других многочисленных друзей, генерал фон Хаммерштейн,[110] который не боится говорить то, что думает, даже самому Гитлеру. А еще ее навещают журналисты, актеры с киностудии УФА, все влиятельные партийные деятели, поэты и, естественно, художники.

Как пытались справиться с ситуацией состоятельные евреи

Фрау Либерман, в чьем доме бывает столько гостей, ничуть не беспокоится. У нее еще есть время, она может сделать выбор — либо стать добровольной затворницей в своей красивой квартире (чтобы не пришлось носить на одежде каждый раз, когда выходишь на улицу, «позорную» желтую звезду), либо уехать в Швейцарию, очень дорого заплатив за свою эмиграцию. Многие ее знакомые выбрали второй путь. Все знают, что власти, чтобы избавиться от слишком заметных евреев, закрывают глаза на их отъезд или позволяют себя подкупить. Нюрнбергский закон не запрещает выезд из страны — при условии, что отъезжающие берут с собой не более 5 % своего имущества. Канарис принимает евреев к себе на службу. Ходят слухи, что, обеспечив себе покровительство определенных лиц (например, вездесущего Германа Геринга), можно разделить свое имущество по другому принципу: 50 на 50 (половина идет покровителю и на покрытие административных расходов, половина остается отъезжающему). В некоторых случаях удавалось перевести значительные суммы непосредственно в иностранные банки — иногда это получалось без особых затруднений, иногда требовало очень сложных бюрократических игр, выгодных для финансистов Третьего рейха. Однако бывало и так, что тех, кто собрался эмигрировать, задерживали на границе, они теряли свободу или даже жизнь, потому что таможенники и полицейские некоторых соседних стран не принимали и отправляли обратно «менее богатых»! Фрау Либерман, несмотря на свой преклонный возраст, пожалуй, пустилась бы в эту опасную авантюру, если бы не визит ее старой подруги фрау Бэрхен (родившейся в Силезии в простой протестантской семье), донельзя возмущенной последними антисемитскими мерами. Фрау Бэрхен сказала, что собирается создать сеть убежищ для евреев, которые захотят остаться и ждать лучших дней.