Повседневная жизнь Берлина при Гитлере

Личный секретарь фюрера запомнит, что Риббентроп смог ответить лишь «невнятным бормотанием». Берлинцы выходят из метро, возвращаются домой. Гитлеру еще раз неожиданно повезло: в этот трудный момент его генералы находятся в Польше, где создают свой «шедевр военной стратегии» (Лиддель Харт), воюя против безоружного народа! На Нюрнбергском процессе, перед тем как его повесят, Йодль скажет: «Если мы не потерпели крах в сентябре 1939 года, то только потому, что англо-француз-ские армии застыли на месте, на своих границах». Они там и будут оставаться до тех пор, пока, год спустя, вермахт, воодушевленный их пассивностью, для него непостижимой (и о которой он не мог даже мечтать), не возьмет инициативу в свои руки. В начале же войны с Польшей даже нацистские газеты писали: «Немцы надеются, что их фюрер даст им триумфальный мир, не прибегая к оружию». Несмотря на победу над Варшавой, Гитлер, по воспоминаниям Шмидта, его секретаря-переводчика, пытался оправдать свои действия: «Данциг был мне нужен как алиби, чтобы показать немцам мое стремление к миру». Не отдавая себе отчета в парадоксальности этой фразы, он говорит Еве Браун: «Я надеялся, что война поднимет нравственный уровень населения». С этого момента его разум, который прежде был ясным, замутняется. Между фюрером и немецким народом больше нет контакта. Он уже никогда не сможет, как раньше, возбуждать искренний энтузиазм масс. «Задумывался ли он хотя бы однажды о судьбе Наполеона?» — спрашивает себя Канарис. По мнению Канариса, человека, который хорошо знает историю, «без Талейрана Наполеон был бы всего лишь одним из военачальников». Уже со следующей недели начнутся народные манифестации протеста, не особенно многолюдные, и их быстро подавят войска СС. Однако на этот раз невозможно будет сказать, что недовольство выражает одна только армия, или буржуазия, или аристократия!

Глава пятая БАРАБАНЫ ВОЙНЫ

Люди Гиммлера и Гейдриха быстро подавили все слухи. «Крушение никогда не бывает так близко, как в момент победы»,[129] — сказал Гитлеру один из его астрологов. Фюрер почти убежден в этом. Теперь он постоянно думает о своей близкой смерти и, словно сознавая, что времени у него осталось мало, не колеблясь идет на любой риск. В те же дни Геринг, в недавнем прошлом alter ego фюрера, а ныне как бы отстраненный от дел, играет со своей молодой домашней львицей, ставит ноги на ее спину — он рассказывает друзьям, будто она в него влюблена. Живя в уединении, в своем колоссальном имении на северной окраине Берлина, он медленно приходит в себя после шока, который испытал, узнав о заключении советско-германского пакта. К нему возвращается радостное восприятие жизни. Его заводы работают без его участия, его пикирующие бомбардировщики сотворили чудо на Восточном фронте. Возможно, технический прогресс немецкой авиации, которую начал развивать именно он, будет продолжаться на протяжении еще нескольких лет. Он уверен, что самолеты союзников никогда не появятся в небе над Берлином. И шутит с журналистами, уперев руки в бока: «Я согласен, чтобы меня называли не Герингом, а Гансом Майером, если неприкосновенность нашего неба когда-нибудь будет нарушена». Он уверен в себе. Славный тучный Геринг, снисходительный к другим, любящий свою семью и своих друзей, все еще близок сердцам миллионов немцев.

Осенью 1939-го и на всем протяжении 1940 года авиация союзников не предпринимает ничего, чтобы опровергнуть несколько тяжеловесную шутку герра рейхсмаршала. Берлинцы тем более привязаны к Герингу, что им совсем не нравится СС. Они разочаруются в своем любимце, когда воздушные армады союзников начнут бомбить немецкую землю. Но мы пока не добрались до этого момента. Только в 1943 году берлинцы присвоят Герингу, этому асу из асов времен Великой войны, прозвище «герр Ганс Майер». Отдельные налеты на город совершались и ранее, были убитые, но этим фактам до времени не придавали значения.

Маргот, девочка в школьной форме