Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины

Этим архитектором был Андрей Никифорович Воронихин, родившийся в семье крепостного графа А. С. Строганова и учившийся в графской иконописной мастерской. В 1777 году за проявленные успехи он был отправлен в Москву в архитектурную команду В. И. Баженова, а через два года переехал в Петербург, где воспитывался в доме своего хозяина вместе с его сыном Павлом. К моменту встречи с Виже-Лебрён Воронихин уже не был «рабом». Архитектор получил вольную в 1786 году, совершил образовательное путешествие по Швейцарии и Франции, а после возвращения продолжал жить в Строгановском дворце в Петербурге. Во время пребывания мемуаристки в России Воронихин стал уже признанным мастером: в 1800 году ему было поручено возведение Казанского собора, а через два года он занял место профессора Академии художеств. Тогда же осуществлялся его второй значительный проект — строительство Горного кадетского корпуса на Васильевском острове.

Однако подобные случаи уникальны. Чаще крепостные, получившие в доме барина профессиональную подготовку, годились только для обслуживания своих не слишком искушенных господ. В помещичьем хозяйстве средней руки требовалось немало специалистов разных профилей. Янькова вспоминала дом своего отца: «Все парадные комнаты были с панелями, а стены и потолки затянуты холстом и расписаны краской на клею. В зале нарисована охота, в гостиной ландшафты, а в спальне, кажется, стены были расписаны баскетом… Конечно, все это было малевано домашними мазунами, но, впрочем, очень недурно, а по тогдашним понятиям о живописи — даже и хорошо. Важнее всего было в то время, чтобы хозяин дома мог похвалиться и сказать: „Оно, правда, не очень хорошо писано, да писали свои крепостные мастера“. У батюшки были мастеровые всякого рода: столяры, кузнецы, каретники; столовое белье ткали дома, и, кроме того, были ткачи для полотна; был свой кондитер»[604]. Естественно, в таком хозяйстве дворовый мастер находил и применение, и хлеб. Барин же со своей стороны нуждался не просто в пахарях, вчера взятых из деревни, а в обученных слугах.

Газетные объявления о продаже крепостных показывают, насколько квалифицированными могли быть дворовые. «Продается оффисиант 25 лет… очень хороший ткач, он же умеет брить и кровь кидать (пускать. — О.Е.)»; «Продается дворовый человек 25 лет, женский башмачник, знающий в совершенстве свое мастерство»; «Музыкант, имеющий искусство управлять оркестром, при том может учить инструментальной, духовой и роговой музыке, и который хорошо играет на фортепиано, желает приняться в дом; жена его говорит по-французски и по-немецки и может принять должность гувернанты»; «Продается мужской и женский хороший парикмахер… годный в камердинеры, оффисианты и лакеи, 25 лет»; «Продаются дворовые мастеровые люди поведения хорошего: 2 портных, сапожник, часовщик, повар, каретник, колесник, резчик, золотарь и 2 кучера»; «Продается дворовый холостой человек 17 лет, знающий читать и писать по-русски, также набирать книги с великим успехом по-французски, по-немецки, по-итальянски, по-латыни, сверх того и на скрипке играть»[605].

Если господин не нуждался в большом количестве слуг и в то же время не хотел продавать дворового, он имел возможность отдать его в услужение к третьему лицу. Такие сделки были частыми, поэтому объяснение множества слуг тем, что барин «считает долгом» держать их при себе, кажется недостаточным.

Сама структура тогдашнего хозяйства требовала от дворянской семьи — жила ли она в городе или в деревне — почти полностью удовлетворять свои потребности внутренними ресурсами. Так было и дешевле, и достойнее, по понятиям того времени. Часто недооценивается степень натуральности не только крестьянского, но и помещичьего быта XVIII века. Стремление продать излишек произведенных продуктов и заработать деньги сопровождалось нежеланием много и часто покупать. Средние дворяне два столетия назад были прижимисты и рачительны: годами донашивали оставшиеся от покойных родные вещи, могли, как историк В. Н. Татищев, на смертном одре напомнить родственникам, что в сарае на леднике лежит начатая телячья нога, которую следует употребить для поминок. Приобретение чего-либо в магазине считалось роскошью, баловством, тем более непозволительным, что свои крепостные могут сделать не хуже.