Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины

В хорошей карьере побочного сына генерала не было ничего удивительного. Дети четвертого из братьев Орловых — Федора Григорьевича — сумели достичь немалых высот. Шесть его незаконнорожденных сыновей росли в доме отца и считались его «воспитанниками». В 1796 году братья получили родовую фамилию и дворянство. Михаил Федорович, флигель-адъютант и одно время любимец Александра I, в чине генерал-майора принимал капитуляцию Парижа. Позднее участвовал в ранних декабристских организациях, стал членом Союза благоденствия. После 14 декабря 1825 года его арестовали, но Николай I ограничил наказание высылкой в имение, а затем в Москву. Такая мягкость объяснялась дружбой, которую молодой государь питал к брату Михаила — Алексею Федоровичу, также герою войны 1812 года, командиру лейб-гвардии Конного полка, позднее председателю Государственного совета и Комитета министров, а после смерти А. X. Бенкендорфа — шефу жандармского корпуса. Таким образом, низкое происхождение матери не сказывалось на движении детей по социальной лестнице, если только отец хотел видеть их своими наследниками.

Семейное начало прослеживалось и в отношениях барынь с горничными, которые годами жили бок о бок и старились вместе. Сабанеева рассказывала о двух служанках своей бабушки-фрейлины, Авдотье и Насте, которых в доме называли «фрейлинскими девушками». Детские воспоминания сохранили теплый образ. «Гардеробная, большая светлая комната с горшками герани, бальзамина и жасминов по окнам. Посреди большой круглый стол со всеми швейными принадлежностями; тут и подушечки с булавками, старые бомбоньерки с разноцветным шелком, картинки мод и обрезки ситца, лент и кружев…

Пока няня болтает с Дуняшей и Настей, мы роемся в этих шелковых тряпках и глядим картинки мод, затем нас щедро наделяют лоскутьями для наших кукол; наберешь эти сокровища в фартучек и удаляешься коридором восвояси с сердцем, исполненным блаженной радости! И какими они нам казались добрыми, эти щедрые благодетельницы! Мы особенно любили Дуняшу… Она была отличная актриса в своем роде, проникнутая важностью своего амплуа, приближенного и доверенного лица ее превосходительства фрейлины Кашкиной. Она жила с бабушкой в Петербурге во дворце, когда бабушка была при дворе… Самая тесная дружба связывала Дуняшу с Настей, ни тени соперничества и полная гармония на пути общей деятельности, привязанность их к фрейлине была безгранична. Они обе остались сиротками, с раннего детства не имели ни семьи, ни родных, и это способствовало слиянию их личных интересов с интересами господ. Они всегда говорили друг другу „вы“, и остальные люди в доме говорили им тоже „вы“, когда к ним обращались, и они пользовались в доме авторитетом»[626].

Пушкин, заочно полемизируя с Радищевым, не зря обращал внимание на нерабскую манеру поведения русского крестьянина: «Взгляните на него: что может быть свободнее его обращения! Есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи?»[627]Мисс Вильмот не согласилась бы с поэтом: «Что касается простолюдинов, они вступают в жизнь с угодливым и зависимым характером. Рожденные рабами, они не смеют и подумать о том, что можно отдаться какому-либо влечению, для них существуют лишь желания их господ. Однако выражения их лиц, тон голоса (необычайно мягкого и гармоничного) дают понять, что они вполне чувствуют свое зависимое положение»[628].

Это зависимое положение проявлялось и в семейной сфере. Точно так же, как для императора не было ничего закрытого в частной жизни отдельного дворянина, барин контролировал брачный мир своих крестьян. Мы уже говорили, что размножение холопов было выгодно хозяину, поэтому помещики не позволяли вошедшим в возраст парням долго ходить холостыми. Но была и другая проблема, приковывавшая внимание господ. Марта Вильмот рассказывала в письмах родным о том, как в Троицком обнаружились серьезные нарушения, допущенные попом местной церкви: «Если проверить церковные записи, откроется, что, судя по регистрации рождений и крещений, священник много раз женил мальчиков одиннадцати, двенадцати и тринадцати лет на женщинах двадцати — двадцати пяти лет и старше, что противозаконно. Русских священников часто подкупают крестьяне, чтобы женить своих малолетних сыновей на взрослых женщинах. Вследствие этого они получают работницу в дом, а все остальное во внимание не принимается»[629].

Вспомним разговор пушкинской Татьяны с няней:

— И, полно, Таня! В эти лета
Мы не слыхали про любовь;
А то бы согнала со света
Меня покойница свекровь. —
«Да как же ты венчалась, няня?»
— Так, видно, Бог велел. Мой Ваня
Моложе был меня, мой свет,
А было мне тринадцать лет.