Повседневная жизнь благородного сословия в золотой век Екатерины

Другое дело Иван Перфильевич Елагин. Он окончил Шляхетский корпус, служил у канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, был близок с молодым двором и замешан в заговоре своего патрона в пользу великой княгини. В 1758 году Елагин прошел по делу Бестужева и был сослан в деревню, куда Екатерина направляла ему письма и деньги[146]. Сразу же после переворота она возвратила старого сторонника ко двору. Елагин известен как один из крупнейших масонов своего времени, руководитель лож английской системы, боровшихся с ложами шведской системы Н. И. Панина за влияние в России[147]. Он оказывал Екатерине поддержку не только как официальное лицо, но и как мастер высокого посвящения, которому по «невидимой субординации» подчинялись многие влиятельные лица.

Иван Перфильевич пользовался у современников репутацией честнейшего и порядочнейшего человека. «Сожалетельно мне, что из всего многолюдства немного Елагиных»[148], — писала Екатерина Григорию Орлову в 1773 году. В то же время императрица бывала недовольна медлительностью, с которой Елагин вел дела, и по-дружески пеняла ему: «Слушай, Перфильевич, если в конце сей недели не принесешь ко мне наставлений… губернаторской должности да дела Бекетьева, то скажу, что тебе подобного ленивца на свете нет, да что никто ему порученных дел не волочит, как ты»[149].

В конце 1762 года к прежним секретарям прибавился Сергей Матвеевич Козьмин, поставленный «у принятия прошений». Он быстро завоевал доверие императрицы и ему поручались наиболее щепетильные дела, в том числе перлюстрация писем[150]. Известный переводчик, Козьмин переводил «Велизария» Ж. Ф. Мармонтеля, «Опыт военного искусства» Тюрпина, юридические статьи из «Энциклопедии». Впрочем, почти все статс-секретари занимались переводами, журналистикой, философией, пробовали себя на литературном поприще. Этому способствовала кипучая жизнь Кабинета, где рядом с государственными бумагами соседствовали наброски статей императрицы, ее пьесы и обширная переписка, которую она отдавала на правку, боясь ошибок в русском и французском языках.

Переводами с латыни занимался и Г. В. Козицкий, служивший статс-секретарем с 1768 по 1778 год. Он окончил Киевскую духовную академию, а затем Лейпцигский университет. Ему принадлежал перевод «Наказа» Екатерины II на латинский язык[151]. Григорий Васильевич много занимался журналистикой, выступал официальным редактором «Всякой всячины», где статьи Екатерины печатались без подписи. Философские сочинения Козицкого — большей частью переложение идей Монтескье — пользовались успехом у современников.

Всего при Екатерине в разные годы служило 16 статс-секретарей, каждый из которых оставил заметный след на административном поприще. Среди них были такие известные личности, как С. Ф. Стрекалов, А. А. Безбородко, П. В. Завадовский, А. В. Храповицкий, П. И. Турчанинов, Г. Р. Державин, Д. П. Трощинский. При вступлении в должность секретари получали высокий чин действительного статского советника с солидным жалованьем тысяча рублей в год. При каждом из них существовала своя маленькая канцелярия из двух-трех собственных секретарей, копиистов, переводчиков и посыльных. Больше всего помощников было у Безбородко — девять человек, что соответствовало весу Александра Андреевича в делах, через него шли распоряжения в Сенат, Синод, Иностранную коллегию и Адмиралтейство[152].

Благодаря совместной работе с императрицей статс-секретари обладали колоссальным влиянием. От них зависело вовремя подсунуть монархине нужную бумажку, создать у нее благоприятное мнение о том или ином чиновнике, или, напротив, представить дело в черном свете. Их уважали и побаивались.

Согласно инструкции все статс-секретари принимали прошения на высочайшее имя от любого подданного, «какого бы звания он ни был»[153]. Более 60 процентов прошений поступало от дворян, остальные от представителей различных сословий, в том числе и от крепостных крестьян, которым с 1767 года было запрещено жаловаться на своих помещиков. В основном прошения касались имущественных вопросов, тяжб, опеки над имениями, определения на службу и увольнения с нее, оказания помощи в образовании детей, усыновления незаконнорожденных, утверждения завещаний.

Кроме письменной просьбы секретари должны были получить от челобитчика словесное разъяснение. Краткое содержание дела фиксировалось в журнале, туда же заносилась резолюция императрицы. Копии прошений направлялись в соответствующее учреждение или конкретному чиновнику для исполнения решения государыни. Каждый секретарь вел дело от начала до конца, наводил справки, посылал запросы генерал-прокурору, в канцелярию Сената, в Герольдмейстерскую контору, обер-полицмейстеру и т. д. Время от времени Екатерина сама просматривала реестры челобитчиков, после чего, как писал Храповицкий, случались выговоры секретарям, «будто не принимаем просьб»[154]. Доклады императрице по новым прошениям происходили каждые три-четыре дня.