Друг Пелюша Мадлен был полной его противоположностью.
«Пелюш и Мадлен не могли обходиться друг без друга, и тем не менее они служили доказательством того лукавого удовольствия, с каким случай или судьба ради своей забавы сводит вместе два характера, предначертанные природой для взаимной антипатии.
Насколько Пелюш был методичным, аккуратным в делах, любил порядок, насколько был совершенно равнодушен к любым другим удовольствиям, кроме тех, что находил в изучении бухгалтерских книг или в своих семейных привязанностях, деля их между женой и дочерью (…), насколько был постоянен в привычках, сдержан в словах этот добропорядочный национальный гвардеец, приверженец строя и порядка (…), не допускающий ни малейшей дискуссии по поводу своей любви к королю и его августейшей фамилии, настолько, напротив, Мадлен был жизнерадостным скандалистом и заводилой; настолько любил шумные и рискованные удовольствия, предавался ночным похождениям, а в разговоре постоянно вставлял самые легкомысленные шуточки (…); настолько он, наконец, казалось, был готов превратить — пусть даже авансом, пусть даже в счет далекого и нелегкого будущего, — в маленькие материальные радости скромные доходы от продажи самых ничтожных изделий парижской мелкой торговли.
Мадлен продавал… детские игрушки. (…)
Но настоящий прирожденный коммерсант, несмотря на свой характер в противоположность своему другу Пелюшу, просиживающему за конторкой с шести часов утра до одиннадцати вечера и закрывающему магазин по воскресеньям лишь в два часа пополудни, Мадлен уходил из дома в семь часов утра под тем благовидным предлогом, что ему необходимо выпить его ежедневный утренний стаканчик, и возвращался, только когда у него уже не было другого выхода, и то тогда он переступал порог магазина с такими тяжелыми вздохами, что они могли разорвать сердце у чувствительных душ… Именно эти неуместные вздохи разжигали благородное негодование Пелюша, к кому торговец игрушками считал надлежащим наведываться всякий раз, выходя из кафе, где он проводил лучшую часть своих дней» (Ч. I, И).
Мадлен не пропускал ни одного городского или загородного бала, а в воскресенье, когда, казалось бы, самое время торговать игрушками и получать с этого хоть какую-то прибыль, он «предавался воскресной праздности во всем ее блеске и величии». Тем не менее, как считал Дюма, вовсе не Пелюш, а именно этот человек — прирожденный коммерсант. Пелюш был, естественно, другого мнения. Он всеми силами увещевал беспутного друга, предупреждая, что тот катится в пропасть. Что до мадам Пелюш-второй, то она Мадлена просто не переносила. Впрочем, дело Мадлена не особенно процветало…
И тут происходит чудо, вернее, вмешательство Провидения в размеренную жизнь двух парижских торговцев. Мадлен неожиданно получает наследство в 60 тысяч франков. Пелюш понимает Провидение по-своему, считая, что оно дает его безалаберному другу последний шанс изменить свою повседневную жизнь в сторону спокойствия и добропорядочности.
«Пелюш стал указывать, как Мадлену следует употребить эти деньги, чудом свалившиеся на него с неба. Он наметил, какой размах должен придать его друг своей коммерции; с присущей ему деловой хваткой и коммерческими талантами обрисовал все многочисленные операции по производству и продаже, не пропустив ни одной микроскопической детали, а в проникновенной заключительной части… развернул перед другом картину ждущего его успеха, который непременно к нему придет, если тот будет следовать советам Пелюша; торговец цветами попытался дать приятелю почувствовать то тайное наслаждение, которое испытывает, начиная откладывать экю за экю, луидор за луидором, негоциант, когда он, как говорят в задних комнатах лавок, становится обладателем своего «дела». Пелюш раскрыл перед Мадленом блаженство сошедшейся описи товаров, постарался пробудить честолюбие друга, набросав картину той зависти и восхищения, с каким и собратья по профессии и весь свет будут следить за его успехами. Он закончил тем, что пальцем указал счастливому наследнику, словно на сверкающую точку в пространстве, на кресло, которое ждет капитана охраны — зимой в Тюильри, а летом в Сен-Клу за столом конституционного монарха, на кресло, которое тот однажды мог бы, вероятно, занять, подобно ему, Пелюшу… уже трижды восседавшему в нем» (Ч. I, II).
Но не тут-то было! Мадлен уже сам решил, как распорядиться свалившимся на его голову счастьем. Он мечтал о совсем другой жизни. Он решил купить ту самую ферму, описание которой мы уже видели, и спокойно предаваться любимым занятиям: садоводству, рыбалке и охоте.