Повседневная жизнь Древнего Рима через призму наслаждений

Прежде чем успеешь ты одно отдать,
Как сотни новых требований ждут тебя:
То золото пропало, то разорван плащ,
То куплена служанка, то серебряный
Сосуд, а то старинный бронзовый, кровать
Роскошная, иль греческие шкапчики,
Иль… Что-нибудь всегда давать приходится
Влюбленному, всегда в долгу у девки он^[142].

Требовалось настоящее искусство лицемерия, чтобы принимать любой подарок как должное. Когда соперник Диниарха дарит их общей любовнице двух рабынь-сириек, она притворно восклицает: «Неужто мало и того тебе, сколько я кормлю служанок?! Ты же сверх того еще мне приводишь целый рой их поедать мой хлеб». Тогда он дарит ей фригийскую накидку, а она заявляет: «За все страданья мне такой ничтожный дар!»

Для куртизанки не важны ни чувство, ни даже красота мужчины. Напротив, она предпочитает некрасивого потому что он щедро платит, чтобы заставить ее забыть о его уродстве. Служанка одной куртизанки из комедии Плавта рассуждает о том, как должна поступать ее хозяйка. По поводу одного из любовников она говорит: «Покуда было что, давал; теперь — ни с чем; у нас то, что он имел; его удел — что мы имели прежде».

И добавляет:

Хорошей сводне надо обладать всегда
Хорошими зубами. Если кто придет,
С улыбкой встретить, говорить с ним ласково;
Зло в сердце мысля, языком добра желать;
Распутнице ж — похожей на терновник быть.
Чуть притронется — уколет или разорит совсем.
Оправданий ей не надо слушать от любовника:
Оскудел — его в отставку за плохую службу, прочь!
Любовник истинный лишь тот, кто своему именью враг,
Люби, пока имеешь; нет — другого ремесла ищи,
Спокойно место дай другим, что дать еще имеющим.
Пустого стоит тот, кто, дав, не хочет тут же вновь давать.
У нас любим лишь тот, кто дал, да сразу и забыл про то.
Кто дело губит, бросивши дела, — любовник истинный^[143].

Недостаток нежности тщательно скрывался. Требовалось заронить в душе любовника надежду на будущее счастье. Соответственно, куртизанке необходимо было следить за своим туалетом. То, о чем мы говорили в предыдущей главе относительно римской дамы, верно и в отношении куртизанки, особенно когда она имела дело с щедрым любовником. Хотя иногда афишируемая роскошь была показной и скрывала нужду и тяжелые условия жизни. Публичные женщины выходили на улицу одетыми в коричневую тогу, свидетельствующую об их роде деятельности, но богатые куртизанки соперничали в нарядах с самыми богатыми римлянками. Они должны были быть стройными, хорошо накрашенными, причесанными и усыпанными драгоценностями. Но чрезмерность в их туалетах и макияже отличала их от других женщин. В туниках ярких цветов и экстравагантного покроя, с красными румянами на щеках они уподоблялись тому выдуманному и фантастическому миру, который любили создавать вокруг себя.

Вот как описывает их кокетливое поведение автор одной из комедий:

«Она делает одному знак, а другому бросает взгляд; она любит одного и обнимает другого; ее рука занята с этим, а ногой она толкает того; одному она отдает свое кольцо, а кончиками губ призывает другого; она поет с этим, одновременно выводя пальцем слова для того».

Влюбившись в куртизанку, мужчина попадал в ловушку: его удерживают всеми силами, чтобы заставить истратить состояние. Для этого хороши все средства. Например, можно продемонстрировать внезапную холодность, лишь возбуждающую желание. Или выдумать какую-нибудь ложь, подобно куртизанке из «Грубияна», пытавшейся заставить своего любовника-солдата поверить, что, пока он был в походе, у нее родился от него ребенок. Излюбленным средством также являлось возбуждение ревности. Но едва любовник разорялся, куртизанка отдаляла его от себя, изобретая другую ложь: от невыносимых головных болей до внезапной набожности, требовавшей на некоторое время целомудренного поведения. Это в самом деле было профессиональное искусство.