Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху

Аристофан заслуживает здесь несколько большего внимания. Он является представителем общественного, если хотите, традиционного женоненавистничества. («Зверя нет сильнее женщин ни на море, ни в лесу. / И огонь не так ужасен, и не так бесстыдна рысь».[22]) Это реакционер в полном смысле этого слова: в прошлом он даже отстаивал свое право на причуды. Красивые и добрые принадлежат к золотому веку. Это век мира, кутежей и чувственности. Нам стоит тем более внимательно отнестись к его рассуждениям, поскольку он объединяет две темы, и когда заставляет звучать женские голоса, кажется, что женщины согласны с мужским «традиционным» взглядом на самих себя:

А жены носят платье, как в былые дни,

Они готовят сидя, как в былые дни,
И праздники справляют, как в былые дни,
Коврижки запекают, как в былые дни,
Мужей своих изводят, как в былые дни,
Любовников заводят, как в былые дни,
Сластишки закупают, как в былые дни,
Винишком запивают, как в былые дни.

«Женщины в народном собрании». Пер. А Пиотровского.

Женщина — пожирательница мужчины и пожирательница богатств надолго заняла место в воображении мужчин.

[Зевс] Как увидал у людей свой огонь, издалека заметный,

Чтоб отплатить за него, изобрел для людей он несчастье:
[...] Женщин губительный род... [...]
Если же в браке кому и счастливый достанется жребий,
Если жена попадется ему сообразно желаньям,
Все ж начинает немедленно зло с добром состязаться
Без передышки.

Гесиод «Теогония»

Пора прервать этот перечень пороков и недостатков, свидетельствующих о неизменном отношении к женскому полу, питающему поток ужасных образов, которые, по существу, делятся на три части. Сперва невоздержанность. Это те, кто не может обуздать себя, те, кто «чересчур предается наслаждениям ласк и чревоугодия», говорил Аристотель. Женщина является ненасытной утробой, жадной до пищи и секса, толстеющей за счет истощения других. Все вокруг нее приходит в упадок, а она жиреет. Далее: женщина неспособна на добродетель (что вы хотите, у нее же нет ума), то есть лишена решительности, постоянства, упорства, храбрости, любви к прекрасному; и это делает ее злой. Ей бы следовало стесняться себя показывать (Перикл: слава женщин заключена в том, что мы не говорим о них), а мы то и дело слышим и видим их. И, наконец, то, о чем говорит Гесиод: страх от соприкосновения с нечистотой — опасно «мыться в воде, в которой купалась женщина». Это страх религиозный. Греческое женоненавистничество и его последствия черпаются из фантазий, порожденных мужскими страхами перед зоологическими образами.

Пинок ослицы

«Мешок со жратвой!», «чудовище равнодушия», «неловкая», «нерадивая», мотовка, соня — «как это она не устала спать»... О ком это? О женщинах, конечно. Но кто говорит? Женщины, подруги, уверяющие, что они живут в согласии, и вечно жалующиеся на свою печальную участь, участь «быть под тем же игом» (!). Это не мужчины говорят о женщинах, это женщины говорят о женщинах-рабынях! Это портреты рабынь, описанные их хозяйками в одноактных пьесках III века до н. э. А шаблонные женоненавистнические упреки сами женщины бросают в адрес своих служанок. В той же глупости — «что ты на меня вылупилась?» — в той же лени, в том же обжорстве свободные женщины упрекают женщин-рабынь, постоянно угрожая им побоями. Правда, есть еще одна ступень, есть более непререкаемый авторитет, на который ссылается даже свободная женщина, — высший, муж...

Глава 2. Женщины греческих эпопей

Несмотря на проблемы, встающие перед нами при упоминании слова «эпопеи», мы вряд ли можем обойти вниманием Гомера — этот первоисточник и главное свидетельство. Всего-то двадцать семь тысяч стихов. Однако, отправившись на поиски первых греческих женщин, мы найдем там нескольких героинь и множество молчаливых теней. Лишь несколько женских фигур оказались в центре внимания.

Говоря обо всех женщинах, аэды представляли их только в двух ипостасях: дочь[23] и супруга. В осажденной Трое беспокойство за судьбу мужчин толкает женщин к Скейским воротам:

Окрест героя [Гектора] бежали троянские жены (alochoi

) и девы(thygatres),
Те вопрошая о детях, о милых друзьях и о братьях, Те о супругах...

(VI, 238—40). Пер. Н. Гнедича.