Повседневная жизнь древнегреческих женщин в классическую эпоху

То, что некая царевна-parthenos, готовящаяся выйти замуж, правит бал, никого не удивляет. Навсикая управляет хором, который может не только хорошо петь, но и танцевать, и молиться. Она, как Артемида, сопровождаемая нимфами, parthenos среди божественных parthenoi. Навсикая, как и Артемида, «прекраснейшая» среди «прекрасных», самый яркий цветок в букете. Она доминирует во всем (Одиссей: «Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба, / То с Артемидою только, великого дочерью Зевса, / Можешь сходна быть лица красотою и станом высоким...»). Навсикая — «богиня красою». Белье выстирано и разложено на берегу, девы «искупались в реке и, натершись елеем, / Весело сели на мягкой траве у реки за обед свой», потом все снимают с голов покрывала, чтобы поиграть в мяч. Яркая мизансцена ласкает воображение читателя-слушателя и ослепляет Одиссея, чье появление в разгар игры обращает в бегство компаньонок, и только Навсикая «не покинула места». Тогда вступает Одиссей, который «свежих ветвей наломал, чтоб одеть обнаженное тело». Богиня она или смертная? «Нет ничего столь прекрасного между людей земнородных / Взоры мои не встречали доныне» (VI, 160—61). Это может показаться и банальным, и поспешным. Нам иногда трудно понять этих странных греков, даже их выставление напоказ мужского тела, тела воина, атлета. А что говорят нам аэды о женской красоте? О тонких лодыжках, о белых руках, о светлых очах и прекрасных кудрях... А мы задаем себе вопрос: что нас возбуждает в теле другого? Единственное сравнение, которое приходит на ум Одиссею, чтобы описать тело Навсикаи, это сохранившийся в его памяти образ, который он увидел некогда в Делосе возле алтаря Аполлона, и это образ... пальмы! «В Делосе только я — там, где алтарь Аполлонов воздвигнут, — / Юную стройно-высокую пальму однажды заметил» (VI, 162—3). Даже не пальма, а росток пальмы. Странно. Даже если связать это с тем, что пальма является деревом другой parthenos, Артемиды, и что больше, чем что-либо другое, она orthos, «прямая». Образ этот упоминается и в связи с Ахиллом и Телемахом — они также молодые побеги. Но откуда взялся этот образ и кто соблазнится телом, напоминающим ствол пальмы? Одиссей говорит ей:

Юную пальму заметив, я в сердце своем изумлен был

Долго: подобного ей благородного древа нигде не видал я.
Так и тебе я дивлюсь!..

(VI, 166—8)

Значит, Одиссея восхищает женщина, подобная стволу, или ствол, подобный женщине, или, вернее всего, девушка-ставшая-женщиной. Пальма прямая, вертикальная, что означает также прямоту, правду. Мысль о силе этой девушки-побеге, ее порывистость, ее юность — вот что потрясает его[36]. Одиссей говорит об этом:

[...] Несказанно блаженны отец твой и мать, и блаженны

Братья твои, с наслаждением видя, как ты перед ними
В доме семейном столь мирно цветешь, иль свои восхищая
Очи тобою, когда в хороводах ты весело пляшешь.

(154—57)

«Побег» переводится thalos, «молодой росток», «то, что растет». Это биологический и сексуальный образ parthenos. Она переживает период развития, она еще находится на пути к расцвету.

В почке таится еще твое лето. Еще не темнеет

Девственных чар виноград.

Филодем Гадарский «Девушке-подростку». Пер. Л. Блуменау.

Навсикая еще принадлежит к «дому» своего отца, но она свободна; во всяком случае, так, как понимает это зритель. Значит, parthenos является неотразимой, и весь мир подчиняется ее либидо, как Одиссей. Мы предлагаем некую этимологию parthenos ведущую происхождение от идеи набухания ростка; таким образом, возрастом parthenos является возраст набухания грудей. Тот же образ обнаруживается в ботанических метафорах, олицетворяющих половые органы мужчины и женщины с бобом и зерном ячменя. Так, начиная с пубертатного периода, груди называют бобами, как и текстикулы; клитор называют ячменным зерном, этим словом также называют пенис.

Укрощение parthenos