Повседневная жизнь Древней Руси

Много общего видел князь в законах мусульман и иудеев: делать обрезание, не есть свинины, почитать святые места на далеком юге и потомков некогда живших там людей (представителей «колен Израилевых» или родичей Магомета). У тех и других священнослужители не имели четкой организации, мало зависели от государственной власти и чтились едва ли не выше ее. Последнее было свойственно и западным христианам-католикам, почитавшим папу римского. Он как наместник Бога на земле был выше князей, королей и императоров. Во времена Владимира этот «цезарепапизм», стремление папы стать высшей в мире властью, уже намечался. Иное дело — христианство восточное, православное. Там четыре патриарха, из которых даже самый главный, Константинопольский, служил византийскому императору, признавая царскую власть священной защитницей и покровительницей благочестия.

Все же выбор Владимира был нелегок. Западные соседи один за другим потихоньку склонялись к католичеству: Венгрия, Чехия и Моравия, Польша, Дания, Швеция и Норвегия признали в конце концов духовную власть папы. Принять православную веру тоже означало сделать Русь зависимым от патриарха Константинопольского, то есть духовно подчиненным византийскому императору, отчасти вассальным государством. Папа был дальше, однако вместе с католичеством на соседние славянские государства наступали немцы. К тому же послы Владимира, отряженные посмотреть, у кого Богу поклоняются торжественнее, вернувшись в Киев, рассказывали, что нет на земле зрелища красивее, чем служба в константинопольском православном храме.

Да что обсуждать, сказали бояре Владимиру: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабушка твоя Ольга, а она была мудрейшей из людей!» Это был сильный и справедливый аргумент. Оставалось придумать, как завести новую веру, не уронив государственного достоинства, тем более хрупкого, что держава русская была юна. Решение Владимир и его дружина нашли неожиданное, но с точки зрения их воинской культуры идеальное: веру надо завоевать!

Так был задуман военный поход 988 или 989 года на Корсунь — греческий Херсонес, который старательно хранили от буйства русов договора с Империей ромеев. Разумеется, предупреждать дружину и всю русь о смене веры Владимир не стал. Все должно было выглядеть как логичное развитие военно-политической ситуации.

«Пошел Владимир в силе великой на Корсунь, город греческий, и затворились корсуняне в городе. И стал Владимир на другом берегу лимана, на расстоянии полета стрелы от города, и крепко сопротивлялись горожане. Владимир же осаждал город. Люди в городе стали изнемогать, и сказал Владимир горожанам: "Если не сдадитесь, буду стоять здесь три года". Они же не послушали его. Владимир же собрал воинов своих и повелел насыпать землю горой у городских стен». Атака на крепость с помощью насыпного вала была освоена греками и римлянами, но у русов ничего подобного в источниках не отмечено. Святослав брал хазарские и болгарские города стремительно, «копьем». Владимир до этого взял у поляков слабо укрепленные города Перемышль, Червень и другие (981), дважды ходил войной на вятичей (981 и 982), одолел полудиких балтов-ятвягов (983), разбил в поле на реке Пищане радимичей (984), с киевской и новгородской дружинами в ладьях и конницей торков на конях совершил победоносный налет на волжских булгар (985). Но опыта взятия хорошо укрепленных каменных крепостей не имел. Очевидно, к походу на Корсунь дружина серьезно подготовилась, освоив новые военные приемы.

Греко-ромейское население Херсонеса разбиралось в военно-инженерном деле не хуже. «Корсунцы, подкопав стену городскую, крали насыпанную землю, и носили ее себе в город, и ссыпали посреди города. Воины же присыпали еще больше, и Владимир стоял. И вот некий муж именем Анастас, корсунянин, пустил стрелу, написав на ней: "Перекопай и перейми воду, идет она по трубам из колодцев, которые за тобою с востока". Владимир же, услышав об этом, посмотрел на небо и сказал: "Если сбудется это — сам крещусь!" И тотчас же повелел копать поперек труб, и перекрыли воду. Люди изнемогли от жажды и сдались. Владимир вошел в город с дружиною своей и послал к цесарям Василию и Константину[211] сказать:

— Вот уже взял ваш город славный. Слышу же, что сестру имеете девицу. Если не отдадите ее за меня, сотворю столице вашей то же, что этому городу!

— Не пристало, — отвечали императоры, — христианам выдавать жен за язычников. Если крестишься, то и ее получишь, и Царство небесное. Если же нет — не сможем выдать сестру за тебя.

— Скажите вашим царям так, — заявил Владимир имперским послам, — я крещусь, потому что люба мне ваша вера и богослужение».

Услыхав такие слова, Василий и Константин бросились уговаривать сестру выйти замуж за великого князя русского: никак не могли уломать. Пришлось хитрить.

— Крестись, — послали сказать Владимиру, — и тогда пошлем сестру свою к тебе.

— Пришлите сестру, — ответил князь, зная гораздых на обман греков, — тогда и крестите меня.

— Иду, как в полон, — плакала царевна, — лучше бы мне здесь умереть!