Повседневная жизнь Древней Руси

О жестокой мести Ольги древлянам помнят все. Этот архетипический эпос о жестоком, но справедливом возмездии беззащитной женщины сильным врагам достойно входит в ряд первичных образов русской и мировой культуры. Для древнейшего сказителя он знаменовал собой начало истории Руси. В летописании он находится на границе между легендарным, в разных источниках противоречивым и не подтверждающимся в иностранных текстах, и унифицированным, в основных пунктах достоверным и литературным, плавно переходящим в хронографический периодами русской истории.

О том, как мудрая и справедливая Ольга взяла власть, чтобы начать строить Русское государство, знали только русские авторы. Само начало державной истории в связи с выдающейся женщиной архетипично для славян. Своеобразие Ольги в том, что, появившись в русской книжности в образе из героического эпоса, она оказалась — как не без удивления и восторга подчеркивают сами летописцы — реальнейшим государственным деятелем, оставившим Руси не только единую державу, но и собственные конкретные следы, видимые много поколений спустя. Она же и благодаря ее трудам непутевый князь Игорь стали первыми правителями Руси, чьи имена были известны иностранцам. Легендарная Ольга вдруг материализовалась в Константинополе, за столом императора и его семьи, и русский эпос о ее подвигах сочетается с детальными протокольными записями о ее приемах во дворце Константина Багрянородного.

Это так же поразительно, как если бы мы нашли счет Елены Прекрасной на покупку косметики в Спарте перед ее бегством в Трою. Или если бы западная хроника включила рассказ о церемониале свадьбы легендарной чешской предводительницы Либуши с пахарем Пржемыслом и описала платье, в котором не менее эпичная польская княжна Ванда бросилась в Вислу, чтобы не выходить замуж за излишне агрессивного немца. По времени (первая половина X века) и воздействию на принятие в стране христианства — в обоих случаях при их внуках — с Ольгой близка чешская княгиня Людмила, мудрая правительница и воспитательница Вацлава Святого. Но даже высоко почитаемая чехами святая Людмила, подобно другим легендарным прародителям, не оставила потомкам зримых следов своей деятельности в виде домов, саней, сел, заповедных лесов и иностранных протокольных документов (помимо сохраняемых в Праге мощей).

В отличие от большинства эпических героев, отцов и матерей основателей, Ольга оставила след в истории на удивление конкретный. Поэтому и нам самое время задуматься, какие важные детали и обстоятельства в рассказе о мести Ольги древнейший сказитель и последовавшие за ним летописцы пропустили, благодаря их абсолютной ясности для них. В этом рассказе все прекрасно — недаром он в неизменном виде передавался летописцами и любителями книжности. Но для того, чтобы современный человек насладился им так же, как древнерусский, нам очень не хватает деталей, которые предки представляли себе очень хорошо, а мы — нет.

Ладья

Итак, к берегу Днепра под Биричевым взвозом пристала средних размеров ладья. Читатель, я уверен, представляет это судно близко к действительности, в духе картин Билибина и Рериха. Это была большая по нашим меркам весельная лодка с килем, выточенным из цельного ствола дерева, красиво загнутым вверх к носу и корме. Носовые и кормовые украшения в виде головы и хвоста дракона домысливают на ладье любители викингов. Такие украшения найдены на кораблях викингов в Скандинавии. Поборники родной старины, вспоминая прозрения Билибина, заменяют их на изображения коня, лебедя и иной милой русскому сердцу живности. Подобных носовых и кормовых фигур, как и больших ладей, в Древней Руси пока не найдено. В любом случае, реальные драконьи и воображаемые конские головы были съемными, для парадных случаев, вроде генерального сражения или посольства.

Ладья, какой читатель ее представляет, была парусно-гребным судном, хорошо приспособленным для хождения по морям и рекам. Но историки упорно сажают древних славян и, в частности, 20 наших древлянских мужей… в утлую долбленку!

На том, что древние русы ходили по рекам и морям на «моноксилах», то есть «однодеревках», настаивал современник и добрый знакомый княгини Ольги византийский император Константин Багрянородный в своем знаменитом трактате «Об управлении империей». Следуя за ним, историки воображали славян, упорно гребущих по рекам и морям на долбленках, в стиле пирог островитян западной части Индийского и южной части Тихого океанов. Гребцы в такой лодке вынуждены сидеть один за другим и грести, осторожно балансируя, чтобы не перевернуть узкое, сравнительно с длиной, пустотелое бревно. В нашем случае это бревно для двадцати мужей — около 20 метров! Более совершенной и принципиально более легкой конструкцией были сделанные из бересты или шкур каркасные пироги индейцев и каяки северных морских зверобоев. Но историки и даже археологи, строго следуя указанию императора, представляли себе славян именно в долбленках.