Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет

«Известный писатель, автор романа "Тарантас" и повестей "На сон грядущий", граф Соллогуб был добродушнейший малый самого веселого нрава, большой остряк и превосходный товарищ, но беззаботен и легкомыслен иногда до безалаберности. Повесничать доставляло ему высшее удовольствие, и его крайне забавляло, если выкидываемые им сюрпризы нарушали китайский этикет в залах гордой его родни. В особенности приводил он этим в отчаяние матушку своей жены (Софии Михайловны), т. е. графиню Виельгорскую (урожденную принцессу Бирон, дочь последней герцогини Саган-Курляндской), хотя она, всегда обезоруживаемая неотрицаемым остроумием его выходок, невольно рассмеявшись, прощала "son grand terrible enfant[85], и тем более, что и тесть, граф Михаил Юрьевич, будучи сам веселого характера и с крайне либеральным воззрением на чопорно-этикетный формализм, всегда первый хохотал над этими нарушениями строгих обычаев "прекраснейшего" общества»^{13}.

«Проказы» и «шалости» позволяли себе не только мужчины, но и дамы. Об одной из них рассказывает Е. Ю. Хвощинская: «Одна из дам петербургского большого света возымела желание приблизиться к императрице и для этой цели притворилась обожающею бабушку Потемкину и не покидала ее почти ни на минуту. Она сделалась необходимым для Татьяны Борисовны существом, сопровождавшим ее всюду, конечно, также и во дворец. Обладая умом, красивой наружностью, необыкновенно живым характером, она всем нравилась, и государыня ее полюбила. Между прочим, она была страшная шалунья и любила шутить, устраивая разные проказы, так например: когда у Татьяны Борисовны бывали духовные лица, она с ними вела разговоры, совершенно неподобающие их сану и положению, и ставила в тупик, смущала их, а Татьяну Борисовну удивляла, беспокоила и сердила»^{14}.

О распространившейся среди женщин моде употреблять «несовершенно приличные слова» писал граф В. А. Соллогуб: «Несколько женщин, умных и прекрасных, вздумали как-то пошалить несовершенно приличными словами, но все-таки прикрытыми очарованием ума и красоты. Казалось, посмеяться и кончить; совсем нет. Большая часть наших дам, которые живут для подражательности в чем бы ни было, в прическе, в вальсе, в разговорах, тотчас же пустились, наперерыв одна перед другой, говорить вслух странности и всенародно, без зазрения совести, так что иногда в наших гостиных раздаются изречения толкучего рынка, и путешественник удивляется невольно принятому в Европе заблуждению, что наши женщины так отлично воспитаны. Это нововведение, нигде не существующее. Стыдливость и скромность будут всегда лучшим украшением прекрасного пола…»^{15}.

В 10 — 20-е годы XIX столетия «плохо понятая англомания была в полном разгаре». Дерзость обращения становится визитной карточкой русского денди. Поведение, типичное для русского денди, описывает М. Назимов в своих воспоминаниях о жизни нижегородских дворян: «Помню, один раз явился какой-то приезжий петербуржец и подошел к хозяйке, которая и протянула ему руку для целования, но он взял ее, низко поклонился и отошел. Представьте, какой конфуз для хозяйки. Конечно, эта заносная, единичная выходка произвела только неудовольствие, по пословице: "со своим уставом в чужой монастырь не ходи", и прежний обычай оставался еще долго в Нижнем»^{16}.

«Плохо понятая англомания» наложила отпечаток и на поведение женщин. «Приветливость и замечательность, считавшиеся прежде обязанностию женщины, ныне не в моде; ныне девица, чтоб быть бонтонною, должна никого не замечать, твердить беспрестанно, что все ей надоело, что она не любит удовольствий (хотя нигде нет столько рассеянности, как в Москве), быть сегодня холодной и едва удостоивать взгляда ту или того, кого она вчера ласкала; в гостях и дома заниматься только собою или исключительно одною собою, а другие зевают ли, скучают ли, до этого что за дело, но как чрез это они теряют!»^{17}.

С англоманией прочно входит в обиход понятие «светского льва». Критикуя англоманов в очерке «Лев и шакал», Ф. Булгарин пишет: «Лев везде является последним и заставляет ждать себя. В старину, когда господствовала чисто французская мода с ее вежливостью, надлежало подходить с какою-нибудь милою фразою к хозяйке дома, подарить ласковым словцом хозяина и приветствовать всех гостей. У нас, на святой Руси, весьма долго еще велся обычай целовать ручку хозяйке и важнейшим дамам. Теперь дама вам бы не дала руки и провозгласила вас вандалом, если б вам вздумалось обратиться к старому обычаю. Теперь приветствуют хозяйку только взглядом, и если Лев ее родственник или близкий знакомый, домашний друг, то берет хозяйку за руку и пожимает, как в старину делалось за кулисами, с танцорками. Хозяину довольно и одного знака головою, в доказательство, что он замечен Львом! На прочих гостей Лев только озирается: этим заменяется прежнее приветствие. Комплиментарных прелюдий к разговору, как бывало в старину, ныне нет никаких. Теперь начинают разговор прямо с середины, так, что со стороны, когда не знаешь дела — вовсе непонятно.