Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия

В молодости моей имел я поэтическую привязанность к одной благородной девице (дочери Александра Николаевича Муравьева, Софии) и намеревался быть ее женихом, хотя покойная мать моя прозорливо старалась меня от этого отвратить и говорила мне: «Я чувствую, что другая тебе назначена». — Накануне 31 августа 1851 года в часу в 4-м утра спал, и сон мой вдруг перешел в состояние просонок, так что я окинул взглядом комнату, в которой я лежал (на матраце на полу), и мебели тут стоящие видел, освещенные утренним светом, а еще увидел стоящую предо мной человеческую девичью фигурку очень невысокую лилового цвета, который имела не только ее одежда, но и тени лица и цвет глаз, проницательно, глубоко смотревших на меня, глаза эти как бы пронизывали меня насквозь. Лицо Софии Муравьевой узнал я, и глаза ее насквозь смотрели мне прямо в душу столь испытующим взором, что я содрогнулся. Тут мне точно кто-то вложил в мысль, что от меня зависит избавиться от видения сего или продлить его. Я немедленно избрал первое и с тем намерением перекрестился: видение исчезло, и я, так как было рано, опять заснул. — В следующий за тем день получил я письмо от тетки, которая, любя меня, с большими предосторожностями, извещала меня о кончине той, которую я любил, последовавшей в ночь 31 августа. Я был целый день как схваченный чем-то, ни о чем думать не мог и все сидел, вперя глаза в механизм часов, пораженный мыслию, что я во времени, а она в вечности. Потом поразила меня мысль, что я имел видение то именно в ночь ее кончины и что, вероятно, была то ее душа, по разлучении от тела явившаяся мне, как говорится — прощаться, а как мне казалось — испытать или осмотреть, точно ли я любил ее, почему и посмотрела мне в душу так, что я испугался, тем более что ни прежде, ни после я никаких видений не имел ^{12}.

* * *

В 1855 году г-жа Ш. была классной дамой в одном институте в Одессе. Ее любимый брат находился при армии в Севастополе, и они аккуратно переписывались каждую неделю. Раз — это было 25 мая — г-жа Ш. проснулась утром по первому звонку колокольчика, будившего институток. Воспитанницы, с которыми она спала в одной комнате, лениво приподнимались.

— Вставайте скорее, дети, — сказала г-жа III., — смотрите, какое чудесное утро.

Ее постель стояла очень близко к окну. Оно не запиралось всю ночь. Под этим окном шла крыша институтского лазарета, невысокое здание которого образовывало прямой угол со зданием самого института. Г-жа Ш., говоря о погоде, взглянула в окно и вдруг увидела странную перемену декорации: вместо лазаретной крыши перед ее глазами поднимался зеленый вал с рвом внизу. По валу бежал офицер в фуражке. Он бежал прямо к окну, и г-жа Ш. с изумлением узнала в нем брата. Молодой человек вскочил в окно, подошел к ней и, крепко взяв ее обеими руками за плечи, так же крепко поцеловал в обе щеки.

— Что ты? Как сюда попал? — воскликнула она с удивлением.

Но он в ту же минуту повернулся, выскочил опять в окно и побежал обратно по валу. Добежав до средины, молодой человек вдруг сильно покачнулся, фуражка слетела у него с головы, и вслед за нею он сам скатился в ров… И все исчезло. Под окном институтской спальни опять тянулась лазаретная крыша.

Г-жа Ш. протирала глаза, думая, не сон ли ей приснился. Но на обеих щеках горели крепкие поцелуи брата, а на плечах оставались знаки от его пальцев.

Она взглянула на девочек. Они сидели молча и во все глаза смотрели на нее.

— Дети, я не спала сейчас? — в смущении спросила г-жа Ш.

— Нет, — отвечали они, — вы смотрели в окно, а потом с кем-то разговаривали.

В эту неделю г-жа Ш. вместо обычного письма от брата получила известие о его смерти. Он был убит 25 мая, в тот утренний час, когда его видела сестра ^{13}.

* * *