На этом бесконечная церемония в храме почти завершается. Бог должен еще подвергнуться действию гимнов и защитных заклинаний. В одном из них каждая часть тела царственного сокола уподобляется особому божеству, что составляет своего рода телесное перечисление всего египетского пантеона: считалось, что это обязательно должно защитить бога от всякого зла. В молитвах старались не забыть все божественные силы, населяющие Вселенную, чтобы призвать их в свидетели наконец завершившейся коронации: «О вы, боги, что на небе, боги, что на земле, боги в Ином мире, в водах, на юге, на севере, на западе, на востоке! Если венчается на царство живой образ, живой сокол, то это вы (таким же образом) венчаетесь на царство… Это — Хор, сын Исиды: его око на его челе, и его урей перед ним. Владычица страха, ужасающая, она поражает людей в лицо их, она поражает духов и умерших в лицо их, поднимаясь на крыльях своих, когда она возвращается на Землю бога». Итак, Хатхор обеспечивает живому богу свою защиту — до такой степени, что ее причастность к соколу может быть выражена в словах: «Твое бытие — его бытие (и) твоя жизнь в его членах». {819}Церемонии избрания и интронизации божественного сокола со всеми их перипетиями благополучно достигали своей цели, жизненно важной в рамках господствовавшей в Египте концепции функционирования и равновесия Вселенной. Объединив в своем лице всю возможную божественную помощь, живой сокол, в свою очередь, обеспечивал на год одновременно защиту Ра, обновление солнца и самого царя.
Когда церемонии заканчивались, священная птица включалась в повседневную жизнь храма. Тогда процессия покидала главное святилище, чтобы участвовать в трапезе для Шу, сына Ра, которого изображал царь. Эта трапеза — первая за день — оставаясь праздничной, была уже трапезой ежедневного ритуала, о котором мы говорили выше. Перед живым соколом и статуей ставили блюдо с приношениями. Выбор блюд, очевидно, сообразовывался со вкусами священной птицы. Меню состояло из кусков говядины и дичи. Эти рубленые куски мяса вместе с тем символизировали пленных и убитых врагов. Трапеза, по уже знакомому образцу, становилась символическим уничтожением врага и поглощением его силы и могущества. {820}Всё последующее подкрепляло постепенное возвращение к обычной жизни храма. Совершались воскурения благовоний, аромат которых, как считалось, отождествлялся с вкусным запахом мясных яств, чтобы бог «принял пищу в ее аромате». {821}Хотя приношения и предназначались живому существу, внутри его собственного храма, вполне очевидно, что с ним обращались точно так же, как и со статуей божества. Куски мяса оставались все еще недоступными для его земного аппетита: только ладан «передавал» ему их аромат. Конечно, речь идет о чисто ритуальном свойстве курения. В более прозаическом смысле, насколько нам известно из скромной хозяйственной ведомости на поставки, священный сокол какого-то города (может быть, и не Эдфу) получал в качестве пищи мясо осла — то есть своего природного врага Сета. {822}В течение года сокол так и жил, ничего не ведая (как, впрочем, и мы) о той участи, которая должна была его постигнуть. Став на время вместилищем божества, он должен был сыграть свою фундаментальную роль гаранта возрождения сил царя и вселенского порядка, организованного Ра.
Характер материала, который связан с быком Аписом, происходящим из Мемфиса или Саккары, совсем иной. О животном в пору его жизни у нас мало сведений. Наоборот, посвященный ему погребальный культ оставил множество археологических свидетельств первостепенной важности. Здесь мы находимся в положении, прямо противоположном тому, что связано с соколом из Эдфу. В отличие от него Апис принадлежал к той категории священных животных, которые с рождения несли на себе особые приметы своего предназначения и воплощали божество в течение всей жизни. В то же время этот бык был тесно связан с царем. Его культ засвидетельствован в Мемфисе еще на самой заре египетской истории. Мы не знаем, было ли это животное первоначально совершенно независимой божественной сущностью, но застаем его уже тесно связанным с личностью фараона, получающим от него свою производительную силу. Очень быстро он становится живым символом династического бога Птаха, его воплощением. Позднее он ассоциируется с Осирисом и Ра: у последнего он, видимо, заимствует диск, который носит между рогов.