Повседневная жизнь Европы в 1000 году

Вечером в Страстную пятницу два диакона подходят к алтарю, неся завернутый в плащаницу крест, изображающий распятого Христа в погребальных пеленах. Они помещают его в углубление алтаря, которое символизирует гробницу. На рассвете в день Пасхи один из монахов, одетый в стихарь, с пальмовой ветвью в руке садится подле алтаря. Трое других подходят к нему, неся благовония, и делают вид, будто ищут что-то. Как вы догадываетесь, это — блаженные жены-мироносицы, пришедшие умастить тело Иисуса и встретившие ангела. Между ними завязывается известный всем разговор на латинском языке: «Кого вы ищете?» — «Иисуса из Назарета». — «Его здесь нет…» После того как три жены поют хорал «Аллилуйя, Господь воскрес!», ангел раскрывает гробницу, и все видят пелены, брошенные воскресшим Иисусом. Жены-мироносицы развертывают их и показывают присутствующим. Все заканчивается гимном «Te Deum laudamus» [117], который запевает аббат.

Речь здесь идет о том, что историки театра — и в частности дорогой моему сердцу и оплакиваемый мною Гюстав Коэн, которому эти строки обязаны своим появлением на свет, — называют литургическим представлением (литургической драмой). Это был зародыш сценического изображения Страстей и Воскресения, которые, все совершенствуясь, в последние века Средневековья превратились в пышные «мистерии», состоявшие из 30-40 тысяч стихов. В этом отношении 1000 год — всего лишь время, когда занималась заря будущих спектаклей такого рода.    

Театрализованные изображения Рождества и Крещения упоминаются в источниках, относящихся к несколько более позднему времени, и поэтому мы видим их на более высокой стадии развития. В одном из текстов XI века, сохранившемся в монастыре Линзен в Лимбурге, описываются знамение пастухам, пришествие волхвов, которых Ирод бросает в темницу, но которые выходят оттуда и относят свои дары Божественному Младенцу, а затем, предупрежденные ангелом, возвращаются по другой дороге. Чтение пророчеств Ветхого Завета, возвещающих о приходе Мессии, уступало место живописному действу, в котором можно было увидеть Моисея с рожками и бородой, несущего скрижали Закона; Аввакума, грызущего коренья; Елизавету, мать Иоанна Крестителя, — эту роль, конечно же, исполнял священнослужитель, однако по всем признакам можно было понять, что Елизавета беременна. Здесь был и Валаам верхом на ослице, которую изображал человек с длинными ушами на голове, стоящий на четвереньках и покрытый мохнатой шкурой. Эта ослица, как и должно быть согласно Библии, владела человеческой речью, однако говорила на латинском языке… Возможно, в 1000 году изображались также чудеса святого Бенедикта, Воскрешение Лазаря и Обращение святого Петра, — тогда эти спектакли были предтечами аналогичных действ несколько более позднего времени, латинский текст которых сохранился. Можно предположить, что неграмотные зрители по самой игре актеров в целом угадывали смысл, даже если спектакль не сопровождался комментарием на их родном языке.    

Для людей, не знавших ни кино, ни телевидения, эти праздники и их драматические представления были единственной возможностью развлечься. Видимо, той же цели служили песни и фокусы «жонглеров», о которых речь пойдет в другой главе. Если вспомнить, какое влияние на общественное сознание оказывают современные средства массовой информации, то легко можно представить себе, какое реальное место могла занимать в душах простого народа религия, которая столькими звуками, движением, светом и красками скрашивала серую будничность их обычной жизни.    

Мир и перемирие во имя Бога

Еще большее благодеяние Церковь оказывала обществу в тех случаях, когда она находила средства против военных бедствий. В той мере — слишком ограниченной, — в какой ей это удавалось, она действительно вносила изменения в повседневную жизнь сельских жителей.    

Как мы видели на первых страницах этой книги, Мишле считал причиной того, что он называет мирным установлениями, добрую волю сеньоров Лиможа, напуганных эпидемией чумы в 997 году. Хотя эти сеньоры, судя по источникам, еще не приняли в то время, вопреки Мишле, конкретных установлений, названных чуть позже «миром Господним» и «перемирием во имя Бога», он все же не ошибся, почувствовав пробуждение духа сопротивления непрерывным войнам.