Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте

Повсюду, и вдоль русла и по скатам,
Я увидал неисчислимый ряд
Округлых скважин в камне сероватом.

Они совсем такие же на взгляд,
Как те, в моем прекрасном Сан-Джованни,
Где таинство крещения творят.

Я, отрока спасая от страданий,
В недавний год одну из них разбил…

(Ад, XIX, 13–20)

Этот обряд полного погружения впоследствии был заменен окроплением или, точнее говоря, смачиванием лба водой. Примечательная деталь: крещение не регистрировалось, священники ограничивались тем, что бросали в одну из двух урн по бобу на каждого окрещенного, черный — для мальчиков, белый — для девочек. «Те же самые бобы служили для голосования в совете Республики: черный боб „за“, белый боб „против“… Надо полагать, что женщина во Флоренции XIV века засчитывалась как голос против».[29]

Как выбирали имя новорожденному? Поручался ли выбор, как в других странах Запада, крестному отцу и крестной матери? Мы не можем сказать на сей счет ничего определенного. Известно лишь, что флорентийцы чаще всего нарекали своих новорожденных именами святых покровителей города: Джованни, Дзаноби, Якопо, Донато, Пьеро, Мария, Джованна, а также учредителей монашеских орденов — Франческо и Доменико. Немало имен навеяны физическими особенностями (Бруно, Неро, Бьянка), названиями цветов, драгоценных камней (Джемма) или свойствами (Биче, или наиболее известное Беатриче, служащее явным намеком, поскольку означает «приносящая счастье»). Очень часто использовались аббревиатуры: Пепо вместо Беппе, которое само является уменьшительно-ласкательным от Джузеппе; Чино от Ринуччино; Чекко от Франческо и т. д.

Благодаря моралистам мы хорошо информированы о воспитании младенца. Все они настаивают на необходимости хорошего питания. Один из них уточняет, что необходимо хорошо кормить мальчиков, чтобы они росли сильными, не давая при этом аналогичной рекомендации относительно девочек, ограничившись замечанием: «Не имеет значения, как их кормить, важно лишь, чтобы они не были слишком жирными и получали необходимое». Моралисты единодушны во мнении о необходимости постоянного присмотра за мальчиками, но еще больше за девочками. Однако они рекомендуют защищать в равной мере как мальчиков, так и девочек от внешних угроз (огонь, острые предметы, домашние животные), о чем мы еще будем говорить. Все они единодушны в признании необходимыми физических наказаний — разумеется, в интересах детей. «Когда ребенок, — поучает поэт Антонио Пуччи, — шалит, наставляй его словами и розгами; после семи лет наказывай его кнутом и кожаным ремнем. Когда же ему перевалит за пятнадцать, используй палку, бей его, пока не попросит прощения». Эти строгости относились к мальчикам. В раннем же детстве и мальчики, и девочки жили в окружении женщин — в своем доме или в доме кормилицы, в городе или в деревне. Это воспитание, свободное и вместе с тем суровое, наводит на мысль о врожденном неравенстве полов. Общество той эпохи — несомненно, общество мужчин. Этот вывод очевиден. Очевидны и отличия менталитета людей той эпохи и нашего времени: ребенок заперт дома, в своей комнате, иногда под самой крышей, в пространстве, находящемся под контролем женщин — со всеми неизбежными последствиями для его поведения во взрослой жизни.

Как и в наше время, у детей были игрушки — простые, которые сохранились в обиходе на протяжении столетий до наступления эры механических и электронных игрушек: тряпичные или деревянные куклы, деревянные лошадки, волчки, мячи или, вернее говоря, «тряпичные или кожаные шары, набитые шерстью или конским волосом».[30] И детские сны конечно же были населены магами и чародеями, оборотнями и сказочными животными из бесконечно многообразного бестиария, образы которого возникают в первой песне «Божественной комедии»: «проворная и вьющаяся рысь, вся в ярких пятнах пестрого узора», «лев с подъятой гривой», волчица, «чье худое тело, / Казалось, все алчбы в себе несет…» (Ад, I, 49–50).

Обручение, помолвка и брак

«Брак не был событием исключительно личным, семейным, частным, он являлся фактом социальным, поскольку семья составляла ячейку общества, и религиозным, поскольку Церковь, вопреки ширившейся практике отказов от супружества и разводов, не переставала признавать и защищать святость и нерасторжимость брака».[31] Из этих общих предпосылок, действительных для всего средневекового Запада, проистекают особенности брака во Флоренции.