Читаем Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте полностью

Нужно остерегаться, создавая портрет отца времен Данте, стереотипных представлений. Не потому вовсе, что поэт в своих произведениях ни единым словом не обмолвился об отце (возможно, по той причине, что тот запятнал себя грехом ростовщичества[40]), мы должны думать, будто все флорентийские отцы были ужасными домашними тиранами, а все дети — их невинными жертвами. Конечно же в сердце отца находилось место для простых человеческих чувств, да и для любви, даже если он в ущерб дочерям отдавал явное предпочтение сыновьям. Достаточно, в конце концов, открыть «Декамерон» Боккаччо (относящийся к чуть более позднему времени, но, несомненно, отражающий ситуацию, не претерпевшую коренных перемен за годы, разделившие двух писателей), чтобы встретить любящих и понимающих отцов, с готовностью прощающих ошибки своих детей. Правда, есть основания полагать, что отцы поколения Данте были более суровы. Эта мысль невольно приходит в голову, когда читаешь наставления Паоло да Чертальдо или советы Антонио Пуччи, которые мы уже цитировали, хотя они все же относятся ко времени, следующему за эпохой Данте.

Оставим в стороне частности, остановимся на главном, типичном для отца. Именно он выбирает жениха для своей дочери, руководствуясь хозяйственными расчетами, ничего общего с чувствами не имеющими. Именно он стоит на страже добродетели своих дочерей — до и после их замужества (а зачастую даже и после смерти их супругов). Именно он решает, какому делу посвятят себя сыновья, что приводит порой к конфликтам. Так, отец Боккаччо предназначил юного Джованни для mercatura, торговли, но тот находил утешение в обращении к музам… и хорошеньким женщинам при дворе Роберта, короля Неаполитанского. Мы ничего не знаем о намерениях отца Данте, но должны признать, что поэт испытывал непреклонное презрение к малопочтенному занятию отца, вероятнее всего, ростовщика. Подобные примеры, надо полагать, не единичны: Паоло да Чертальдо советует записывать сыновей «в корпорацию, более всего привлекательную для отцов». Как правило, сыновья идут по стопам родителей: социальная мобильность обычаем еще не стала. Именно в дом отца сын приводит свою молодую жену, за исключением случаев, когда этот дом слишком тесен для нескольких поколений. Именно отец, как мы видели, оставляя завещание, и после смерти распоряжается семейным достоянием. Именно отец определяет будущее дочерей, наделяет их приданым, выдает замуж или обрекает на безбрачие, когда они остаются в родном доме на положении прислуги жен братьев или уходят в монастырь, чтобы поневоле посвятить себя служению Богу. Наконец, именно отец решает вопрос о кровной мести. Короче говоря, правит отец. Бывало и так, что его власть, остававшаяся непререкаемой, пока сыновья были малы, оказывалась свергнутой, как только они взрослели. Зачастую семья тогда распадалась, и каждый по собственному усмотрению устраивал свою дальнейшую судьбу. Авторитет отца вместе с тем существенно корректировала реальная роль, которую в семейной жизни играла мать. В торговом городе, каким была Флоренция, мужчины часто и подолгу находились в отъезде, в дальних странах. Данте сетовал по этому поводу, сравнивая добрые старые времена Флоренции с эпохой, когда ему довелось жить, он уверен, что в годы его прадеда:

… ни единая на ложеДля Франции забыта не была.

(Рай, XV, 119–120)

Более того, обычай требовал, чтобы воспитание мальчиков вплоть до отрочества (четырнадцати лет) было доверено матери. В раннем детстве дети, мальчики и девочки, жили, образно говоря, в гинекее, на женской половине, в подчинении бабушки и матери, нередко тетушек и двоюродных бабушек.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза