Читаем Повседневная жизнь Флоренции во времена Данте полностью

Греции и Турции), из Крыма. Живой товар поставляли генуэзцы и венецианцы. Правда, во Флоренции времен Данте численность невольников еще не была столь велика, какой она станет в середине XIV века.[47] Рабы почти сплошь женщины (лишь в эпоху Ренессанса распространится мода на невольников-мужчин, особенно африканцев). По своему правовому положению они практически лишены защиты, даже в случае их обращения в христианство. Весьма показателен в этом отношении текст 1370 года, принадлежащий Франко Саккетти, доброму христианину и доброму гражданину: по-ученому, опираясь на Евангелие, он доказывает, что нет ничего дурного в сохранении рабского состояния крещеных невольников, и утверждает, что предоставление им свободы было бы злом.[48] У невольницы, если она была молода и хороша собой, остается единственный шанс отыграться — стать любовницей хозяина и — к величайшему негодованию хозяйки — родить ему детей. Но разве это реванш? Роль служанки-любовницы ничуть не похожа на ту, что разыгрывают в современных бульварных комедиях: ни развода любовника-хозяина, ни малейших послаблений в исполнении повседневных обязанностей по дому (уж законная супруга за ней проследит…). Принимать ли за чистую монету слова поэта Антонио Пуччи, писавшего в XIV веке, что во Флоренции невольницы пользуются преимуществом перед законными супругами, и видевшего в этом одну из причин упадка нравов? Как бы то ни было, но закон обязывал совратителя чужой невольницы возместить расходы, связанные с родами, и выплатить ее хозяину компенсацию в случае смерти несчастной. Одно утешение: сын (сын, но не дочь!), родившийся от любовной связи господина с невольницей, становился свободным человеком. Другое — более призрачное — утешение: надежда получить свободу по завещанию хозяина, иногда оставлявшего и незначительную сумму денег, позволявшую начать вольную жизнь. Таким образом, в общем и целом повседневная жизнь невольницы была весьма суровой. Отметим еще раз, рабство во Флоренции времен Данте не имело того значения, какое оно приобретет в следующем столетии, когда не только все знатные фамилии (Адимари, Кавальканти, Строцци, Альберти, Альбицци, Медичи и другие), но и состоятельные горожане (нотариусы, судьи, врачи, даже священники) станут владельцами многочисленных невольников обоего пола.

<p>Незаконнорожденные и сожительницы</p>

Если флорентийское рабство возмущает нашу нравственность, то положение незаконнорожденных детей делает честь Флоренции времен Данте. «Италия среди стран Европы, Тоскана среди итальянских регионов и Флоренция среди городов Тосканы имеет ту заслугу, что первой отказалась от предрассудка, согласно которому умаляется достоинство детей, родившихся от связи, не узаконенной надлежащим образом».[49] Разумеется, Италия времен Данте еще не демонстрирует в этом отношении той широты взглядов, которая в конце XV века поразит французского хрониста Филиппа де Коммина. Он, отпрыск знатного рода, представит ее «страной бастардов» (незаконнорожденных детей). Даже первый герцог Флоренции, Александр Медичи (1510–1537), был рожден вне брака.[50] В таком городе, как Флоренция, где мужья часто и подолгу находились вне дома (о чем, как мы уже видели, горько сетовал Данте), незаконнорожденных было много; возможно, таковым был Боккаччо (Леонардо да Винчи им был определенно). В большинстве случаев незаконнорожденные дети, плод любовной связи хозяина со служанкой или невольницей, воспитывались в доме своего отца. Представители знати и деловой верхушки пополанства без колебаний упоминали таких детей в своих завещаниях, оставляя им значительные суммы денег и земли, иногда — право на семейный герб. Дочерям давали приданое (но, как и законнорожденные дочери, они исключались из числа наследников движимого и недвижимого имущества). Кроме того, законное признание делало незаконнорожденных полноправными детьми. Это признание могло совершаться при рождении ребенка, при его вступлении в брак, по завещанию. Являясь исключительной привилегией пфальцграфа (императорского наместника), процедура признания стала настоящим коммерческим предприятием. Знатные фамилии по этому поводу обращались к папе римскому или императору, всегда получая положительный ответ, если речь шла о мальчике, но не всегда, если просили о девочке. Эта дискриминация по половому признаку закреплялась обычаями, и незаконнорожденная дочь труднее находила себе мужа, чем законная.

Перейти на страницу:

Все книги серии Живая история: Повседневная жизнь человечества

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза