На самом деле, римским папам, кроме Бонифация VIII, дела не было до анахронических мечтаний Данте. Еще до того как обосноваться в Авиньоне под защитой французских королей, во власти которых они находились, являясь их подданными или, по крайней мере, согражданами, папы времен Данте, как правило, предпочитали покровительство Анжуйского двора в Неаполе. Это справедливо в отношении Гонория IV (1285–1287), Николая IV (1288–1292), Целестина V (1294), Бонифация VIII (1294–1303), Климента V (1305–1314) и Иоанна XXII (1316–1334). Вот почему Италия, покинутая императорами (за исключением Генриха VII) и с 1305 года — папами, предстает перед Данте в весьма неприглядном свете:
(Чистилище, VI, 76–78)
В раздробленной Италии Флоренция, по Данте, — тот же тип города, разделившегося в самом себе. Действительно, на первый взгляд раздоры и расколы являются неотъемлемым атрибутом политической жизни города. Сначала гвельфы против гибеллинов, потом — во времена Данте — черные гвельфы против гвельфов белых, кланы не перестают восставать друг против друга в кровавых схватках. Но за этим фасадом скрывается динамичный рост экономики, сделавший Флоренцию Данте одним из крупнейших торгово-промышленных и банковских центров средневекового Запада. Именно тогда, в конце XIII — начале XIV века, Флоренция достигает уровня своих ближайших (Пиза) или более отдаленных (Генуя, Венеция) конкурентов. По численности населения (около 100 тысяч человек), наряду с Миланом, Венецией и Генуей, она входит в четверку наиболее населенных городов Италии (в Париже живет немногим больше жителей, а в Лондоне — менее половины); по производственным показателям крупнейших цехов, среди которых Калимала и Лана, занимает ведущее место в Европе (несмотря на невыгодное географическое положение — в глубине итальянской территории, без выхода к морю и, как следствие, без флота). Не отстает Флорентийская республика по количеству и красоте общественных и частных сооружений; по достижениям писателей, художников и ученых, несмотря на отсутствие в городе полноценного университета; по масштабам деятельности купцов, торгующих по всему миру, особенно во Франции и Англии, где они занимают прочные позиции, вызывая восхищение и зависть; по роли банкиров в международных делах — без их услуг не могут обойтись ни папы, ни князья, ни короли (прежде всего английские).
В политическом отношении после победы Карла Анжуйского при Беневенто в 1266 году во Флоренции господствуют гвельфы. Чаша весов, в предшествующие десятилетия склонявшаяся то к гибеллинам, то к гвельфам, теперь остановлена — и надолго. Принадлежность к лагерю гвельфов вовсе не означает безоговорочной приверженности планам папы и их анжуйским союзникам в Неаполе. Это становится очевидным в 1301 году, когда часть правящей элиты города (в том числе и Данте) встает в оппозицию к Карлу Анжуйскому, прибывшему, чтобы подчинить ее себе и папе Бонифацию VIII. Политический мир и мир деловой расколоты: белые и черные гвельфы находятся во враждебном противостоянии — ситуация, которую нельзя охарактеризовать иначе как «кризис партии».[2]
Действительно, одни (черные гвельфы) готовы вступить в союз со всеми, кто может содействовать их возвращению к власти; другие (белые гвельфы) выступают за политическую и экономическую независимость, допускающую формальный альянс с папством и неаполитанскими королями, но при условии неукоснительного соблюдения реальной автономии города. Эта политическая оппозиция обнаруживает традиционный антагонизм старинной аристократии и деловой верхушки бюргерства: первые не могут смириться с политической ситуацией, когда они отстранены от власти, вторые (в состав этой группировки вошло немало представителей старинных аристократических семей) опасаются возврата к власти тех, кто был отстранен от нее в 1293 году «Установлениями справедливости».